Элизабет Оглви - Внезапная страсть

Наконец Крессида выбрала короткое шелковое платье изумрудного цвета, перекликающееся с зеленью ее глаз. Завязала в узел свои густые волосы и медленно направилась вниз.

Стефано стоял на террасе, спиной к ней, в белом фраке, который очень шел ему. Он услышал ее шаги и медленно повернулся, оглядев ее от блестящих рыжих волос до кончиков зеленых туфель, которые она выбрала к платью.

- Ты очень красивая, - наконец проговорил он.

Она покачала головой.

- Не надо, Стефано. Это красота не принесла мне ничего, кроме проклятия.

В темных глазах появилось любопытство.

- Да? - протянул он. - Ты меня интригуешь, Крессида. Я не верю, что ты говоришь правду.

- Неужели? - Она отвернулась, поскольку не могла выдержать его испытующего взгляда. - Красота - очень изменяющееся качество. Из-за нее ты в меня влюбился. - Она снова посмотрела на него. - Хочешь знать? Женщина чувствует себя очень неуверенно, если ее любят только за красоту. Красота со временем блекнет в отличие от старинных вещей, она становится менее ценной, а отнюдь не наоборот.

Он прищурился и несогласно покачал головой.

- Не могу отрицать, что меня привлекла твоя красота, но влюбился я в то, что было спрятано под ней - твоя душа, темперамент. В тебе очаровательно сочетались невинность и сексуальность. Лед и пламя. И это было неотразимо. Он улыбнулся. - Так же, как и твое полное равнодушие к моему богатству. Это было довольно странно. Впервые в жизни я почувствовал, что женщина хотела меня, а не мой банковский счет. - Уголки его губ опустились. - Большинство представительниц твоего пола ослеплены блеском. Но не ты. Видишь, оказывается, твоя красота была только глазурью наверху торта.

Впервые Стефано объяснил, что его в ней привлекало. Он никогда не говорил ей об этом. Стефано вполне устраивал выбранный стереотип сильного молчаливого мужчины, не привыкшего анализировать свои чувства. Сейчас он изменил своим правилам, но, к сожалению, слишком поздно. Ей было невыносимо тяжело осознавать, что он говорит об этом в прошедшем времени. Она закусила губу, чтобы унять дрожь.

- Дай мне что-нибудь выпить, пожалуйста, - попросила она.

- Да, конечно. - Он незаметно передернул плечами. - Извини. Я забылся. Что ты хочешь? - и повернулся к бару.

Как только она заговорила, близость немедленно улетучилась, и она поняла, что больше не услышит от Стефано никаких откровений. Его учтивый вопрос красноречиво подтверждал догадку, и она обнаружила, что ей совсем не нравится официальность. Уж лучше ссориться с ним, или отвечать на обиды - все, что угодно, лишь бы не эта модная вежливость, как будто она приглашена на званый обед и они только что познакомились.

- Немного сока было бы замечательно, - проговорила она, подстраиваясь под его официальный тон.

Он кивнул, наливая в стакан ее любимый сок папайи. Она приняла стакан из его рук и посмотрела на него.

- Давай сядем? - Он указал на небольшую софу, но она покачала головой.

Стоя она чувствовала себя не такой беззащитной. Если бы они сидели рядом на софе, неизвестно, как бы она на это отреагировала. Потому что ей хотелось, чтобы он ее обнимал и прижимал к себе, как тогда, ночью, в ее квартире, он же стоял, наблюдая за ней, невозмутимый, как статуя.

- Ты сохранил всю мою одежду, - заметила она, испытующе глядя ему в лицо.

- Ты, кажется, удивлена.

- Да. Зачем ты это сделал?

- Я предполагал, что ты вернешься.

- Вернусь? - спросила она дрожащим голосом.

- Естественно. Я думал, ты вернешься хотя бы для того, чтобы забрать весь этот огромный гардероб, который тебе самой будет трудно восстановить. - Он раздраженно нахмурился. - Мне в голову не приходило, что ты будешь настолько упряма, что даже не попытаешься его забрать.

Ее зеленые глаза засветились.

- Я хотела начать все сначала.

- А-а!

Его язвительный тон взорвал ее.

- Да, сначала! Новую жизнь! А эта одежда совсем бы не подошла к тому образу жизни, который я намеревалась вести.

- Конечно, - отпарировал он. - Мешковина подошла бы больше, судя по тому, что я понял о твоем образе жизни.

- Мне хотелось попробовать независимости, - сказала она тоненьким голосом, в последний раз пытаясь объяснить, какой одинокой она себя чувствовала. Независимости, которую ты мне обещал, а потом отказал.

- Но независимость не дается, Крессида, - сказал он мягко. - Она завоевывается.

- Как же я ее могла получить, если ты полностью подчинил меня себе!

- А почему ты это позволила мне? - спросил он.