Патриция Райс - Бумажная луна

- Я твоя жена, тупоголовый болван! Не воображай, будто я какая-нибудь твоя работница, не достойная знать секреты фирмы!

Волосы рассыпались по ее плечам и груди. Он влюбился в эти волосы сразу, как только впервые увидел их. Питер сел на колени, взял в руки пышные золотые локоны и заставил себя сказать то, что готов был за любые деньги отложить на потом:

- Я вернусь в Огайо и буду помогать Дэниелу управлять корпорацией. Там я буду зарабатывать хорошие деньги, и мы очень скоро выберемся из долгов.

В гневе Дженис уперлась руками в его грудь и столкнула с кровати. Как и много недель назад, Питер повалился на пол с громким стуком подпиленного дерева.

Глава 41

- Кем это ты себя возомнил, черт возьми? - гневно вопрошала над ним Дженис.

Она сидела на коленях голая, ее длинные волосы разметались по спине и плечам - ни дать ни взять грозная валькирия!

Питер лежал на спине, глядя на нее с пола больше удивленно, чем рассерженно.

- Это супружеская жизнь, а не бизнес! - И она швырнула в него подушку.

- Я привык выполнять свои обещания, черт возьми! - выкрикнул он в ответ. - Я обещал сделать тебя счастливой и позаботиться о тебе, и я сдержу свое слово! У меня нет ранчо, и я не могу содержать тебя здесь, не работая. Поэтому я буду добывать деньги тем единственным способом, который мне знаком.

Вскочив на ноги, он выхватил у нее вторую подушку, которую она собиралась в него метнуть.

- И бросишь меня здесь! Пошел ты к черту, Питер Маллони! За кого ты меня принимаешь? За обманщицу? Я же сказала, что люблю тебя. Ты что, настолько тупой, что это до тебя не доходит?

Они так шумели, что кто-то снова забарабанил в дверь.

- Любовь - одно, а деньги - совсем другое, черт возьми! Насколько я знаю, любовь кончается раньше, чем звучит само слово. И ясно как день, что она не продлится дольше, если ты будешь прозябать в жалкой бревенчатой лачуге, ухаживая за нашими голодными детьми. Я обещал тебе, что не допущу этого, и выполню свое обещание!

Стук в дверь теперь сопровождался грозными требованиями открыть. Дженис схватила с пола подушку и обрушила ее на голову Питера.

- Я... люблю... тебя... болван! - выкрикивала она, при каждом слове ударяя его подушкой.

Питер, пригнув голову, потянулся за второй подушкой, а Дженис продолжала лупить его по спине и плечам.

- Я твоя жена! Куда ты, туда и я! Если тебе стыдно ехать со мной в Огайо, то так и скажи! Нечего пороть эту чепуху!

Питер ухватился за ее подушку и потянул. Шов разошелся, и по комнате закружил снежный вихрь из перьев. В дверь стучали все громче и настойчивей.

- Стыдно? Черт, Дженис, я не знаю, для чего тебе мозги, но уж точно не для того, чтобы думать! Я женился на тебе, при чем здесь стыд? Я женился, потому что ты самая лучшая женщина в мире, и с гордостью показал бы тебя всем своим близким. Но ты сама по своей глупости не хочешь ехать со мной. Какой мужчина не хочет, чтобы его любимая была с ним рядом? Но я не могу везти тебя туда, где ты будешь несчастна.

Дженис была настолько удивлена его признанием, что выпустила край подушки, и Питер увидел, что сжимает пустую наволочку. Оба застыли на месте с открытыми ртами, глядя на то, как легкие стаи перьев кружатся в воздухе, оседая повсюду белым ковром - на постели, на их волосах и плечах, на полу, на туалетном столике и умывальнике, а затем снова взмывают кверху, подхваченные сквозняком от двери.

Дверь! Чье-то плечо уже ломилось в крепкое дерево. Питер поспешно схватил Дженис и прижал к себе. Снаружи послышались проклятия Тайлера. Еще кто-то начал стучать кулаком по двери, и губы Питера растянулись в ухмылке.

- По-моему, нас спасают, любимая. Как ты думаешь, кто из нас смутится больше, если их усилия увенчаются успехом?

Дженис взглянула на их покрытые перьями голые тела, на усыпанную белым комнату и затряслась от смеха.

- Ты что, плачешь? - встревоженно спросил Питер, схватив Дженис за руки и заглядывая в ее опущенное лицо.

Дженис мотала головой, стараясь удержаться от хохота, но это было выше ее сил. Вся ее жизнь летела вверх дном, а она так громко смеялась, что заглушила крики и ругательства по ту сторону двери.

Питер сначала сдержанно хмыкнул над нелепостью их положения, затем начал давиться от смеха и наконец захохотал в полный голос, зараженный весельем. Если не думать о том, что они оба, совершенно очевидно, сошли с ума, ему еще никогда в жизни не было так хорошо. Радость рвалась из него с каждым новым приступом хохота. Ему хотелось кататься по полу от счастья, и все же в нем сохранилось достаточно здравого смысла, чтобы схватить простыню и замотать в нее Дженис. Питер хотел кричать на весь мир о своей любви.