Лариса Шкатула - Дар юной княжны

Мужчины заколотили гроб и понесли. Алька нес самодельный крест, Ольга - табличку с именем.

Пока они шли по деревенской улице, ни одна занавеска в окне не дрогнула, будто никого из живых в селе не было. Только древняя старуха у покосившейся хаты проводила их взглядом, полным скорби.

На кладбище Ольга всплакнула: и по Наташе, которую не успела как следует узнать, и по себе, попавшей в огонь войны, будто кур в ощип. Не понесут ли завтра и её вот так же, и некому даже будет пожалеть... Глядя на нее, захлюпал носом и Алька. Ольга обняла его и почувствовала, как притих, доверчиво прижался к ней мальчишка.

"Да ведь он ещё совсем ребенок! - вдруг подумала она. - В его возрасте в оловянные солдатики играют; не ноет, не скулит, хотя ему тоже не хватает материнской ласки".

Василий Ильич стал говорить:

- Спи, Наташа, пусть земля тебе будет пухом. Кроме нас, печалиться о тебе некому. С детства сирота, вся жизнь в цирке. Тепло было рядом с тобой людям, жила ради других бескорыстно, себя не жалела, даже умерла быстро, чтобы других собой не обременять...

Аренский говорил, говорил, и уже слова его становились бессвязными, видно, тяжел был для него этот удар.

- Папа! - рванулся к нему Алька. Герасим крепко взял Аренского за плечи и повел прочь.

- Никогда никого не обидела, - продолжал приговаривать тот, - добрая, нежная, ни слова жалобы, отчаянной смелости, и при этом скромная...

- Ну-ну, будет, - похлопывал его по спине Герасим, - она уже успокоилась, и ты успокойся. Бог её к себе взял, чтобы от страданий избавить. Ты иди, мы с Алькой могилу закопаем.

- Нет, - рванулся Аренский, - я должен сам! Ведь она мне была как жена, как дочь, как мать. Если бы не Наташа, я давно кончился бы и как артист, и как человек!

По возвращении Ольга решила как следует осмотреть подвал, справедливо рассудив, что люди в спешке сборов обязательно что-нибудь забывают, и позвала с собой Альку. Они зажгли лучину, спустились по ступенькам и нашли огарок свечи. Среди порожних запыленных банок Алька отыскал одну полную, с огурцами, а Ольга среди старой картошки нашла бутылку наливки, видно, хозяйскую заначку. Василий Ильич молча выставил остатки спирта. Посидели, помянули Наташу. Герасим все же растормошил Аренского:

- Не кручинься, Вася, живым - живое. Царствие ей небесное, а нам пора в дорогу собираться. Неладное чую: мы здесь как в мышеловке, - к немцам близко, махновцы могут нагрянуть, а мне сейчас видеться с ними нет никакого резона. У него один палач Кийко чего стоит: ему человека убить, что барана зарезать. Нет, в дороге лучше, - и видно далеко, и спрятаться, бог даст, сможем.

Некоторое время спустя они уже шли по заснеженной дороге. Солнце начало припекать, снег под ногами рыхлился, проседал, затруднял ходьбу, но весенние запахи будоражили кровь и пробуждали надежду, что впереди у них лучшие времена.

Перед уходом из приютившего их дома Аренский протянул Ольге Наташины документы.

- Возьмите, Оленька.

- Зачем? - удивилась она.

- Пригодится. И нам бы лучше привыкнуть к тому, что вместе с нами идет цирковая артистка Наталья Соловьева, а не княжна Лиговская - удобная мишень для любого негодяя.

- А что же делать с моим дипломом? - Ольга любовно коснулась узелка, в котором лежал единственный документ.

- Сжечь, - категорически потребовал Герасим.

- Пусть останется, - Ольга умоляюще оглядела их, - в крайнем случае, могу сказать, что нашла.

- Небось каши не просит, - по-взрослому поддержал её Алька. - Скажем, что эта самая княжна ехала с нами в поезде, ну и померла.

"Соловьева Наталья Сергеевна, - повторяла про себя Ольга, идя рядом с мужчинами. - Родилась в Нижнем Новгороде. Мать - Соловьева Валентина Ивановна. Отец - прочерк. Как странно, иметь вместо отца прочерк. Значит, Наташа - незаконнорожденная? А иначе разве воспитывалась бы она в приюте? Кстати, надо узнать у Аренского, в каком?"

- А если кто-нибудь спросит, какая у меня профессия?

- Скажете, что работаете в цирке.

- Кем? Наташа, вы говорили, по канату ходила, а я ничего не умею. Какая же из меня циркачка?

- Я могу научить стрелять, - предложил Герасим, деятельная натура которого не позволяла ему находиться в стороне.

- Стрелять я умею.

- Из винтовки? Револьвера? - заинтересовался Аренский.

- Из маузера, парабеллума, из винтовки. Из револьверов стреляла по мишеням, а с винтовкой охотилась на белку, зайца.

- А говорили, ничего не умеете, - обрадовался Василий Ильич. - Гера, дай-ка барышне маузер, пусть покажет свое умение.