Ольга покраснела, будто кто-то мог подслушивать её мысли. Никогда ни к одному мужчине не испытывала она таких противоречивых чувств... Вчера он натягивал для неё перегородку, крепко закусив губу. У него ведь прострелено плечо! А она ни разу даже не попытались облегчить его боль. Недаром он так презрительно относится к аристократам - они привыкли заботиться только о себе! Это Ольга додумывала, уже выходя наружу.
- Решили проветриться? - подчеркнуто приветливо спросил он.
- Я хочу вас перевязать, - сказала Ольга так, как она разговаривала в госпитале с капризными больными.
- Разве я могу доверить постороннему человеку свое плечо? На нем все-таки рука крепится, рабочий инструмент!
- Я не просто посторонний человек, я - сестра милосердия!
- А где тогда ваши медикаменты?
- Омниа мэа мэкум порто!<$FВсе свое ношу с собой ( лат. ).> ответила она.
- А-а, понятно, - сказал он, хотя ничего не понял, но почему-то после Ольгиной фразы успокоился и перестал задираться. Только пробурчал:
- Что у вас с собой? Лягушачья лапка или корень мандрагоры? Наколдуете - когти на руках вырастут или кабанья щетина...
- Помолчите! - она разбинтовала рану.
Господи, как же он терпел, ни разу даже не застонал - повязка же промокла от крови! Конечно, он натрудился, устраивая её в лодке. Вот только опять губу закусил. Ольга и не заметила, как заговорила над ним, зачастила, как сердобольные госпитальные сестры:
- Потерпи, миленький, потерпи, родимый!
А медикаментов-то у неё с собой - только йод и бинты. Это при воспалившейся ране! У неё дрогнули руки.
- Не собираешься же ты лить йод в открытую рану! - ехидно сказал чей-то женский голос у неё за плечом.
Ольга испуганно оглянулась. Никого. Голос звучал у неё в голове!.. Других лекарств же нет!
- А на что тебе руки? Уже забыла? Ну и бестолковые у меня внуки... Жар сними - он с минуты на минуту в беспамятство впадет, что одна делать будешь?!
Ольга поднесла руки к ране.
- Двигай заразу - пусть наружу выходит. Да не спеши! Рану закроешь, внутри что-нибудь останется - болеть долго будет! - продолжал командовать голос.
И действительно, из раны стала выходить кровь вперемешку с гноем, а края раны стягивались, как по волшебству.
- Ну я пошла! - сказал голос. - Дальше ты и сама справишься...
Не прикасаясь к больному месту, Ольга сдвинула края раны ещё больше шов медленно затянулся, соединенный её руками. Она наконец вытерла вспотевший лоб.
- С кем это вы разговаривали? - спросил её Флинт: боль отпустила его, и в последние мгновения он с интересом наблюдал за её манипуляциями.
- Ни с кем, - смутилась Ольга.
- Сами с собой, понятно... с кем ещё здесь можно поговорить?
- Ладно, разрешаю вам надо мной посмеяться - в интересах лечения.
- Мы с курса не сбились? - он заглянул ей в глаза.
Сердце девушки зачастило. Она поспешила к компасу и тотчас вернулась.
- Идем по курсу.
Он кивнул.
- Еще неделька - и вы станете заправским моряком... Я могу встать?
- Ни в коем случае!
- Я хорошо себя чувствую.
- Полежите хоть пару часиков!
Дожили: сестра милосердия просит раненого как об одолжении - поберечь себя!
- С одним условием: вы расскажете мне о своей прабабушке. Ветер нам в спину - будем на компас поглядывать, и все дела!
- Но это длинная история.
- А я как раз никуда не тороплюсь.
- Хорошо, слушайте...
@int-20 = Было это давно. По Петербургу бешено мчалась закрытая карета, в которой, ни жива ни мертва, в подвенечном платье сидела юная Лизонька Астахова. Кучер, закутанный до глаз, нахлестывал лошадей, торопясь домчать до окраины города, где его ждала подстава<$FВ старину: лошади, приготовленные для смены уставших.>.
Там он соскочил с козел, снял с головы шарф, распахнул дверцу кареты и с поклоном предложил руку юной невесте.
Как вы уже догадались, это был лишь переодетый кучером Лизонькин воздыхатель - молодой польский князь Станислав Поплавский. А невеста была вовсе не его невестой, но Станислав не привык видеть хоть в чем-то отказа своим желаниям. В тот момент он хотел во что бы то ни стало обладать Лизой и своего добился!
Он не остановился ни перед чем - жених Лизы был его дальним родственником, а его самого в Кракове ждала девушка, которую он соблазнил и на которой поклялся жениться. Ева - так звали соблазненную - происходила из семьи польских шляхтичей, которые отличались не богатством, но гордым и мстительным нравом. Поплавскому пришлось венчаться тайно. Но тайное всегда становится явным, и, хотя первое время молодые жили в фамильном замке Поплавских под Жешувом, недвусмысленные угрозы Евиных родственников донеслись и сюда.
Читать дальше