Николай Семченко - Что движет солнце и светила (сборник)

— Что-то тут не то, — усомнился Роман. — Москвичкой не так просто стать. Там куча всяких ограничений для варягов.

— Ну, они как-то вовремя сумели все документы выправить, да и квартира была не государственная, а кооперативная…

— А работу она нашла? — равнодушно спросил Роман.

— В библиотеке работает. И замуж вышла. Мужик у нее простой — слесарь. Дома все сам делает, и краны у него не капают, и обои классно наклеены, и мебель не разваливается. А зовут его Вася…

— Классика! — восхитился Роман. — Мечта женщины: слесарь Вася — золотые руки…

Сокурсница написала на листочке адрес Нади. Так, на всякий случай. Он сунул его в карман и вспомнил о нем только в Омске, где самолет делал обязательную остановку для дозаправки.

Сам не зная, зачем это делает. Роман подошел к окошечку телеграфистки, взял бланк и написал: «Надюстина, буду в Москве проездом. Очень хочу тебя увидеть». Указал, конечно, и номер рейса, и аэропорт прибытия. Все как положено. Подумав, приписал: «Встречать не обязательно. Буду у Большого театра завтра в 19.00». И подписался, усмехнувшись, так: «Матрена Усатый».

Он и сам не знал, зачем это сделал. А минут через пять, побродив по скучному залу, пропахшему тяжелым человеческим потом, жареными пирожками и Бог знает чем еще, Роман вернулся к телеграфистке и, может, попросил бы отдать ему нелепую депешу, но увидел: окошечко закрыто и на нем пришлепнута синей изолентой бумажка: «Технический перерыв — 20 минут».

И пока он тоскливо скучал, изучая прейскуранты на почтовые услуги и какую-то подобную же дребедень, тихий, с почти интимным пришептыванием, голос дикторши известил:

— Пассажирам рейса, следующего на Москву, пройти к стойке номер три. В первую очередь регистрируются транзитные пассажиры…

И все. Он, как вмялся спиной в свое кресло, так и продремал до того самого момента, когда самолет начал снижаться.

Никто его не встретил. Впрочем, он и не рассчитывал, что телеграмма, пусть даже и «молния», дойдет до столицы за три часа.

На следующий день, умотавшись по музеям, выставкам, старинным улочкам и кофейням. Роман примчался, взмыленный, к Большому театру. Успел к назначенному им часу.

Возле фонтана бродили унылые голуби, и среди них, к своему удивлению, он увидел утку. Не обращая на людей никакого внимания, она самозабвенно чистила перышки.

Роман сел на краешек уже занятой скамейки и тут же один из молодых парней, кокетливо отставив дымящуюся сигарету в сторону, стрельнул глазами:

— Скучаете?

— Нет.

— А у вас тут свиданье? — не отставал парень. Роман кивнул и отвернулся. Парень показался ему странным: нарочито раскованный, жеманно поджимающий губы, но главное — глаза: почти тонкой фарфоровой чистоты, они светились неуловимо-тайной порочностью.

— А может, вы со мной познакомитесь? Не пожалеете…

Романа так и обожгла внезапная догадка. Господи, как же он мог забыть то, что любит смаковать бульварная пресса. Ведь скверик у Большого театра всероссийская тусовка «голубых»!

— Нет-нет, что ты! — пробормотал Роман, поспешно вставая. За спиной задребезжал колокольчик тихого смеха.

Напрасно он протоптался у скверика почти час. Надюстина так и не пришла. Ехать к ней по известному ему адресу он не решился: все-таки Надя теперь замужем, а дверь, скорее всего, откроет муж, и что Роман ему скажет, как представится? Можно, конечно, объяснить, что он — однокурсник, оказался в столице проездом — вот и решил навестить, передать от знакомых приветы и все такое прочее. Но как это, право, будет глупо звучать! Нет, он не пойдет к ней домой.

Наутро, ругая нудный серый дождь, перескакивая через лужи и оскальзываясь в месиво грязи, он добрался до ее библиотеки. Толкнул дверь, вздрогнул от ее визга, потоптался в огромном пустом холле с фикусом у стены и двинулся вперед, наобум заглядывая во все встречные комнаты. Надюстину он увидел в читальном зале. Она стояла у стенда с книгами, вполоборота к нему, разговаривала с высокой старухой. Старуха внешне напоминала легендарную коммунистку Стасову. Она что-то доказывала Надюстине, поблескивая стеклами очков в тонкой железной оправе.

За столиками сидели две девчонки и что-то усердно переписывали из яркого журнала. Негусто, в общем, читателей.

— Хорошо, — сказала старуха. — Вы меня уговорили. Я прочитаю этот роман. Но имейте в виду: своего мнения о писателе Алданове не переменю. Он клевещет на Ильича, подтасовывает факты.

Тут старая дама заметила нерешительно переминающегося с нога на ногу Романа и сообщила на весь зал: