Ли Стаффорд - Сердце на двоих

Ее глаза с легким укором скользнули по лицу Корделии, и та поежилась под этим взглядом. Но что она могла сказать в свое оправдание? Ведь никто ни в чем ее не обвинял, хотя намек был вполне понятен.

- Но я... - начала она с обреченной интонацией.

- Ах, пусть это не волнует вас, дорогая, - проговорила Эвелин снисходительно, тронув ладонью ее плечо. - Я знаю, вы хотели сделать, как лучше, хотели предупредить нас. Всем нам свойственно ошибаться. Однако...

- Как насчет еще одной порции шерри, Корделия? - Гиль появился рядом с ней с кувшином, не дав ей возможности оправдаться перед Эвелин. Она повернулась к нему, надеясь улучить момент, когда никто не будет следить за их разговором.

- Я не понимаю, что случилось! - прошептала она. - Вы заверили меня, что не приедете никогда, что не желаете связываться с наследством! Вы говорили это со всей определенностью. И вот теперь.., теперь...

- Что же тут неясного. Меня уязвило, что я унаследовал титул и состояние от отца, которого я никогда не знал. Кто бы на моем месте реагировал иначе? сказал он ровным, неприглушенным голосом, чтобы слышали все. - А вы просто восприняли это буквально. - И он изобразил на лице шутливое раскаяние.

Но когда он наклонился, чтобы наполнить ее бокал, то добавил чуть слышно, только для нее:

- Вы все же добились своего! И вот я здесь, перед вами. И довольно. А теперь я буду поступать по-своему. Так что больше никаких советов.

Взглянув в его глаза, Корделия уловила там прежнюю жесткость и непроницаемость - те самые качества, которые она некогда на свою беду не учла. Ей захотелось крикнуть: этот человек - обманщик! То, что она говорит вам сегодня, совсем не то, что я слышала от него два месяца тому назад в Испании. Не доверяйте ему!

Но кто ей поверит, даже решись она при всех бросить ему такое обвинение? Сейчас он был так обаятелен и человечен, что расположил к себе всех. Даже Брюс бесповоротно уверился, что Корделия, как он и думал, просто не сообразила, с кем имеет дело. Он и прежде не мог поверить, что кто-либо может отказаться от огромного наследства. Так что, вздумай она доказывать свою правоту, все решат, что она глупа и неприлична.

Двойные двери в дальнем гонце гостиной открылись, обнаружив за собой великолепное зрелище трапезной с возвышавшимся посередине массивным столом красного дерева, сервированным шеффилдским фарфором и уотерфордским хрусталем. В центре сверкали две серебряные вазы с фруктами и еще одна с нежными осенними цветами.

- Сэр, мадам, ужин подан, - объявил невозмутимый и величественный Симпсон, поставив в своем обращении на первое место нового лорда.

Гиль предложил руку леди Морнингтон с той неподдельной галантностью, дар которой вдруг обнаружился в нем, и Эвелин посмотрела на него взглядом, в котором читалось зарождающееся доверие. То был взгляд одинокой, измученной женщины, благодарной мужчине за то, что на него можно опереться.

Сопровождавший Корделию к столу Ранульф подозрительно взирал на нее с высоты своих двух метров.

- Вы нас всех ввели в заблуждение, - сказал он ей полушепотом с нотой упрека. - Хоть, конечно, я вовсе не в восторге, что кто-то другой, помимо меня, наследует Морнингтон Холл, но тут я не в претензии. Он отменный парень, а не полусумасшедший иностранный проходимец, каким вы его нам представили.

- Я никогда... - собралась возмутиться Корделия, но тут в разговор вмешалась шедшая сзади Алиса.

- Коварная, коварная Корделия, - заверещала она противным голоском. - Вы, наверно, предполагали уехать в Испанию и приберечь его для одной себя. Но не мне вас осуждать, ведь он производит просто божественное впечатление.

У Корделии уже не было возможности ответить на ее слова, так как в этот момент они уже садились за стол. Но теперь ей стало ясно, что же произошло. Гиль по причинам, ведомым лишь ему, решил все же водвориться в отцовском доме; будучи по натуре хамелеоном, он легко перевоплотился в стопроцентного англичанина, к чему был вполне готов - и по языку, и по культуре. Ну а семейству Морнингтонов пока была не видна оборотная сторона этой медали, та, что открылась ей в Ла Веге, - его горечь и его злость. От них скрыто и то, что в нем таится испанская натура, которая странно и непросто сочетается с английской кровью. Словом, они судят по тому впечатлению, которое он производит, и оно - самое благоприятное. Он и благороден, и красив, и прост, и само воплощение силы - короче, соответствует всем надеждам, которые возлагаются на него. И Корделия в этой ситуации оказалась виноватой без вины. В лучшем случае считается, что она все напутала, в худшем - что ввела всех в заблуждение сознательно.