Наталья Стеркина - Соучастница

Этим вопросом заканчивались Полинины записки. На остальных листках были какие-то беспомощные рифмованные стихи. "Приложение, - подумала Ирина. - Понятно, стихи учениц. Но ничего мне это не прибавило для понимания Сашки. Просто еще одно напоминание о наказуемости (или безнаказанности?) безответственности".

Ирина, еще раз проглядев Полинины листочки, обнаружила номер ее телефона, e-mail, факса. "Пожалуй, по факсу. Завтра с почтамта. Спасибо, мол, очень ценные материалы. И все. На этом можно будет закончить интенсивное погружение в биографию Александра Семеновича У., явившегося прообразом Мякшева-младшего - героя малоизвестного произведения малоизвестного автора Игоря Порева". Наткнувшись мысленно на Порева, Ирина с сожалением констатировала факт своего бессилия - поиски не увенчались удачей. "Но теперь-то уже все равно. Теперь уже все кончилось. Завтра с письмом Полине улетит от меня навязчивая идея. Начнется новая жизнь? Очередная новая жизнь?"

Прошло четыре месяца... Четыре относительно спокойных месяца - Катя по-прежнему жила в Минске у Ксени, писала стихи, много читала и считала, что пока в Москву ей не нужно, в Европу съездить не получилось - резко изменились обстоятельства у Славы - Ксениного бывшего мужа - мечтающего отправить туда свою дочь. Да и Косте какое-то время было не до чего болела Рита, и он полностью был занят ей. Но девочки не особенно расстроились - Галю пригласили с ансамблем в Таллин. Катю удалось отправить с ней. И две недели, как писала Катя, она провела среди скрипок, виолончелей, гобоя и альтов. Кстати, с одним альтом она подружилась - он чем-то напоминал Витю. А с Витей шла оживленная переписка: из Минска в Бостон летели Катины стихи, а оттуда Витины картинки - он серьезно подумывал в будущем делать мультфильмы. Ирина, поначалу тяжело переносящая такое положение дел, успокоилась, когда поняла, что с Катей контакт не только не потерян, а наоборот все как-то выстроилось, уточнилось, и появились перспективы. Мать по возвращении из Германии, вскоре вышла замуж за Михаила Федоровича, в свадебное путешествие съездила в Минск повидать Катю. Вернулась вполне довольная и, кажется, как-то сумела понять и принять сложившиеся отношения дочки и внучки, назвала она их, правда, не без иронии, "романтическими". Ирина несколько раз порывалась навестить Катю, но та откладывала их встречу до какого-то ей ведомого момента. Ирина удивлялась себе, но доверяла безоговорочно своей четырнадцатилетней дочке. "Она имеет право, да она и знает, ведает, что делает. А мне, кажется, сейчас только и нужно, что никому не мешать - себя не навязывать. Опеки сейчас от меня никто не требует и не ждет, за слабость - не осуждает. И, кажется, между нами есть любовь - у кого сколько: у кого осталось, у кого зародилось..." Ирина жила какой-то "суховатой", прохладной, подтянутой. Именно так она воспринимала себя сама, да и отношения с окружающими так и шли. Совершенно потерялась, отпала Галя. "На этот раз, наверное, мы расстались уж навсегда, - с грустью с небольшой горечью думала Ирина, - не забуду наши такие душевные посиделки то у нее, то у меня, Галину доброту, порядочность, сдержанность и ясность чувств, но... Она вернулась к себе, а я, кажется, попала на какой-то новый "необитаемый остров", где придется осваиваться, обустраиваться". Галя вскоре после Ирининого выхода из больницы поехала в Венгрию навестить родственников покойного мужа и после недолгих колебаний, может быть, и под некоторым нажимом этих родственников (они Галю любили и вовсе не хотели, чтобы она жила вдали от них, в непонятной России), приняла предложение того самого венгра, что приезжал к ней в Москву. "Дело" свое, агентство, Галя очень выгодно продала, тут тоже нашлись толковые консультанты, и уехала из России, теперь уж окончательно. С Ириной они повидались. Как Галя не скрывала, а доминировали два чувства жалость к Ирине и облегчение, что не совершила ошибку здесь, в России, - не взяла ребенка (ох, Ирочка, это было бы легкомыслием!) и не вышла за невнятного неумеющего себя вести, держать в руках, контролировать свои эмоции юриста. В Венгрию Галя уезжала вполне обеспеченной женщиной и, не питая сильных чувств к будущему мужу, испытывала уважение, была и дружеская приязнь и даже, как она призналась Ирине, большой сексуальный интерес. Жених же в свою очередь увлекся Галей не на шутку, был вполне хорош собой, умен и предсказуем. А это для Гали было самое главное.

- Понимаешь, Ириш, я не сумела все же, видимо приспособиться к здешней спонтанности. Если разобраться, кроме тебя у меня здесь никого и не было близкого. А все эти бардовские песни и ностальгия по "тем" кухням не от чего сейчас не спасает и ничего, конечно же, не может и не должна заменить.