Данута Родес - Маленький белый «фиат»

— Я покурю позднее, — сказал он, снова поправляя бейсболку.

Вероника прикинула, что за время их краткой беседы он прокрутил бейсболку на триста шестьдесят градусов. По норовистому взгляду и изгибу губ Вероника догадалась, что, должно быть, понравилась механику и все это время он усиленно «строил ей глазки», создавая некое эротическое напряжение, которое надеялся разрядить неистовым совокуплением в ближайшей кабинке. Нельзя сказать, чтобы он в этом особенно преуспел, однако его беспомощность внушала некоторую симпатию, и в какой-то момент Вероника призадумалась, надето ли у него вообще хоть что-нибудь под этим грязным комбинезоном.

— Да, немного позднее, — сказал он, еще сильнее скривив губу и обнаружив нехватку зубов, — если вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, — сказала Вероника, не имея понятия о том, что у него на уме, — она была уверена, что он и сам толком не знает. Но все это не важно, ведь она, похоже, нашла человека, который починит ей машину.

Она вывела Цезаря со двора тем же курсом, и они пошли прочь, довольные, что все, кажется, налаживается.

Обдумывая создавшееся положение, она закурила сигарету. Денег ей, видимо, хватит на то, чтобы починить машину к тому времени, когда родители вернутся из Бенина. Значит, все нормально. И никто никогда не узнает, что произошло той ночью в тоннеле, кроме Эстеллы и Цезаря. А этим двоим она верила больше всех на свете. Она регулярно просматривала новости, и нигде не упоминалась маленькая белая машина, замешанная в аварии.

Она сварила кофе, прикурила сигарету, зевнула и включила телевизор. Как обычно, кто-то рассказывал об этой аварии. Говорили о тоннеле, о тех фотографах, которые, якобы, преследовали машину, и о том, что в Англии уже цветы на исходе. И вдруг заговорили об остатках краски, найденных на месте происшествия, и о том, что разыскивается водитель белого автомобиля, который, видимо, имеет отношение к происшествию.

— У, блин, — сказала Вероника. — Блин, блин, блин.

Она потянулась к телефону.

— Блин, — сказала она, слушая гудки, которые, должно быть, разбудили морских свинок. — Блин, блин, блин.

Они перестали плакать, когда на экране появился Элтон Джон.

— Смотри-ка, — сказала Вероника охрипшим от рыданий голосом, указывая на телевизор. — Это Элтон Джон.

Пока он пел, они сидели тихо, вытирая рукавами слезы. Когда песня закончилась, Эстелла — вне себя от гнева — сказала Веронике:

— Какой ужас! Это просто мерзость. Ничего хуже я в жизни не слышала.

— Да уж, — сказала Вероника. — И почему он не спел «Rocket Man»? Это было бы гораздо лучше.

— Но ты слышала слова этой песни? «До свидания, английская роза». Английская роза? Она была принцессой Уэльской. Голову оторвать ему мало. Когда я буду президентом независимого Уэльса, я не позволю Элтону Джону въехать в страну. — Эстелла подняла руку: — «Сожалею, Элтон, но для вас входа нет».

Разобравшись с Элтоном Джоном, они продолжили смотреть церемонию похорон, и вскоре их глаза снова наполнились слезами. И когда гроб проследовал из церкви к месту захоронения, Эстелла выключила телевизор.

— Ладно, хватит, — сказала она. — Давай-ка займемся делом.

Зрелище похорон нагнало на них печаль, и они сошлись на том, что тюрьма не научит Веронику ничему новому, чего бы она уже не знала, и она уж конечно не будет больше разъезжать под газом или наркотой, если нечто подобное вдруг повторится. Ситуация в целом отдавала чем-то нереальным: они не могли сопоставить увиденное по телевизору с несколько эксцентричным возвращением Вероники домой. Но это можно обдумать и после, ведь прошлого не изменишь. А вот от неприятностей надо избавляться.

Эстелле пришла в голову идея: разобрать машину на части и разбросать их по всему Парижу, по урнам в парках и на улицах. Выходя на прогулку с Цезарем, они каждый раз будут брать с собой по мешку или по два. Поначалу идея показалась удачной — прекрасный способ отделаться от улики, ведь части машины почти незаметно затеряются в бесконечном потоке мусора, и тогда, даже если наедет полиция, получится, будто бы в гараже никогда и не было маленького белого автомобиля, как не было и Вероники в том самом тоннеле. Но по мере воплощения проекта Эстеллы Вероника начала подозревать, что он не относится к числу безупречных. Некоторые части машины легко разбирались на мелкие детали, которые можно было распихать по пакетам, и все у них было хорошо, когда они откручивали ручки с дверей, рычаг переключения передач, дворники лобового стекла и зеркало заднего вида. Они извлекли из бардачка атлас автомобильных дорог и съели завалявшиеся там же конфеты; молотком разбили стекла, сбили зеркала с крыльев и щеткой собрали осколки в совок. Подголовники отделились легко, а ремни безопасности были порезаны хлебным ножом. Все эти усилия привели к наполнению большого количества мешков пластиком, стеклом, набивкой сидений и прочим мусором, однако машина оставалась прежних размеров и изобиловала деталями, с которыми было трудно справиться, вроде рулевого колеса и дверей, а внутри оставался большой и тяжелый двигатель. Хотя они и сняли значок фирмы, это по-прежнему несомненно был белый «фиат-уно».