Кэтлин Уинзор - Любовники

Однако при всем при этом ее не покидало чувство глубочайшего унижения.

Она мучительно осознавала его присутствие, то, как он смотрел ей вслед своими огромными черными глазами и как в них играли насмешливые искорки. Гулкое эхо ее шагов по выложенному плиткой полу медленно поднималось к гигантскому потолку, теряясь где-то в вышине. Она чувствовала, как все мышцы спазматически подергиваются, подобно клавишам рояля под ударами пианиста.

Пройдя примерно десять ярдов, она остановилась, крепко сжала пальцы в кулаки, сделала глубокий вдох и обернулась, чтобы посмотреть на него. Он стоял на том же самом месте, где находился раньше, в той же самой позе и глядя на нее с тем же самым выражением лица.

— Неужели вы никогда в жизни не испытывали уважения к какой-нибудь женщине? — проникновенно и горько спросила она.

Он едва заметно улыбнулся, но почти сразу же, видя, насколько ей больно, отрицательно покачал головой. Его лицо обрело весьма задумчивое выражение.

— Уважение, — произнес он приятным и дружелюбным тоном, — это душевное состояние, которое воспитывают в детях их родители. И оно становится человеческой привычкой на всю жизнь. Но к чему мне испытывать это чувство по отношению к вам, когда у меня нет ни детей, ни родителей?

— У вас нет детей? — спросила она, чрезвычайно шокированная его словами, и даже сделала невольно несколько шагов по направлению к нему. Но тут же опомнилась и остановилась.

— У меня нет детей, — ответил он. — Безусловно, вам известна моя репутация — я никогда не смогу зачать потомства. И это еще один из моих грехов, который, наверное, в глазах всего мира — худший из всех. Но ни я, ни мои любовницы не видят в нем совершенно никаких помех для нашего удовольствия. Все как начинается, так и заканчивается. Дело сделано. И никаких последствий, никакого ожидания новой жизни, никаких мечтаний, сопряженных с этим.

Пока он все это говорил, глаза Джасинты расширились от ужаса; рот ее был приоткрыт, рукой она держалась за горло. Лицо ее смертельно побледнело, дышать приходилось с чрезвычайным трудом. В звучании его голоса было нечто такое… нечто такое… Что же это могло быть?

То, что она слышала, было похоже на нежность. И сейчас ей казалось, что его приглушенный ласковый голос обволакивает ее руки, спину, ласкает тело — нежно, упорно, сладострастно, и она чувствовала все возрастающее тепло и растекающееся по всему телу блаженство. Она едва осознавала, что он говорит, и страстно жаждала одного: чтобы он не прекращал свою страстную речь.

Но она запоминала его слова. И, стоя на том же самом месте и несколько испуганно глядя на него, молчаливо одобряла самые безнравственные речи, которые когда-либо слышала; а ведь он соблазнял ее, соблазнял вновь, на этот раз искушая отказаться от всего, что делало ее членом цивилизованного общества. Да, он искушал ее оставить все, что придавало достоинство ее существованию как женщины.

— Вы найдете это шокирующим, — говорил он по-прежнему легко и дружелюбно, — но, поверьте, ваша милая головка напоминает чердак, забитый старой ненужной мебелью. Вы находитесь в незнакомом месте, но еще не изменились с учетом этого обстоятельства. И возможно, вам никогда не удастся переделать себя, чтобы подстроиться к здешнему существованию. Для этого нужно обладать слишком богатым воображением, а вам, викторианским дамам, дано воображение, присущее младенцу.

— Если вы говорите все это, чтобы продемонстрировать свое, не в меру живое воображение, то, смею вас заверить, любовь и дети не имеют между собой ничего общего. Что ж, выходит, вам очень повезло, что вы находитесь именно здесь!

— Я — таков, каков есть, — проговорил он совершенно спокойно. — Я — это только я сам. Я — единое целое, неспособное раскалываться на мелкие кусочки и разбрасываться по мелочам. Ни под каким видом!

— Если бы все остальные мужчины рассуждали и чувствовали себя так же, как вы, и если бы они имели ваше тщеславие, — презрительно добавила она, — женщина была бы вообще не нужна.

— Только в том случае, если вы считаете, что наслаждение не нужно и ничего не стоит. Как бы там ни было, ваши мужчины никогда не были такими, как я, и никогда таковыми не станут. Они постоянно будут нуждаться в вас по тем же причинам, которые у них были всегда. — На его лице неожиданно появилась ослепительная улыбка. — Таковы уж они, бедняги, — снисходительным тоном прибавил он.

Джасинта возмущенно тряхнула головой.