Игорь Хорр - Праведник

— Нет. Извини, не сейчас.

— Хорошо. Я понимаю. Только прочти, пожалуйста, рукопись.

— Прочту…

В дверь кабинета снова постучали, и друзья услышали голос Виктории Сергеевны:

— Алексей, губернатор Пужайкин. К тебе.

Дмитрий Иванович Пужайкин был в парадном мундире, в сапогах и при шпаге. Его лицо светилось самодовольством, усы были лихо закручены, над лбом взымался залихватский казачий чуб. Всем своим видом он походил на полководца, только что вернувшегося победителем с тяжелой и долгой войны.

Губернатор находился явно в хорошем расположении духа. В последнее время дела его шли очень и очень неплохо. Беспорядки в губернии «малой кровью» и «своими силами» были прекращены. Почти все виновные понесли наказание. В городе и окрестностях сохранялся порядок, за что он уже получил немало поощрений от вышестоящего начальства. Возросла популярность Пужайкина как в народе, так и в светских кругах. Из Санкт-Петербурга даже дошли слухи, что Дмитрий Иванович будет представлен к одной из высших российских наград.

— Здравствуй! — входя, сказал губернатор и подал писателю руку. — Почему темно? Как дела? Как здоровье? А, вот и Михаил Андреевич здесь! Ну, разговору вашему мешать не намерен. Я ненадолго. Вот какое дело я имею к тебе, Алексей Борисович. В двух словах.

— Присаживайся, Дмитрий Иванович.

— Благодарю. Вот что. Ты вообще извини, что я тебя потревожил. У тебя неприятности, знаю. Слышал, как же. Читал о тебе всякое. Но ты не подумай, что я всем этим паршивым газетенкам верю. Ты ведь знаешь меня, Алексей Борисович. Вот и Михаил Андреевич подтвердит. Когда говорили, что ты жеребеночка нашего увезти помог, я так на тебя зол был. Так зол. А потом сел и подумал — не мог наш уважаемый Алексей Борисович такой гадости совершить. Это ж какой сволочью надо быть? Нет, понял я. Не такой Алексей Борисович человек. А стало быть, и газеты врут. И то, что сынок у тебя побочный в Москве оказался — бандит этот, — в это я сразу не поверил. Ложь! Явная ложь — и больше ничего. Я вот всех бы этих газетчиков на веревке, да на одной перекладине вместе с дружком их Супкиным! Всех! Всех перевешал бы! Кстати. Я к тебе вот по какому делу. У тебя неприятности, знаю, да ведь и нам ненамного легче. Ты ж знаешь, что тут без тебя было? Сволочь эта — Супкин — тварь финансовая! Людей взбаламутил. Передрались все. Жидов побили. Ни за что побили жидов… Народу-то ведь, ему что? Ему только глаз залей, да шепни на ухо, мол: «Хреново ты, братец, живешь. А виноват в этом кто? Власть виновата! Да жиды пархатые! Что делать? Бить!» Теперь по башке получили, одумались. Каются, вроде. А этот сбежал, сучья харя! Но ничего. Вот увидишь, поймают и повесят! Казнят как государственного преступника. А нет — сам разыщу и удавлю! Вот этими собственными руками!

Да, так я вот что от тебя хотел-то. Поскольку тут все эти безобразия случились, люди все еще взбудоражены. Кто нервничает, кто боится. Так я соберу народ. Ты скажи им чего-нибудь. Там, о любви и дружбе. Про Бога там. Тебя послушают, у тебя хорошо получается. Доброе дело сделаешь, да и сам немного развеешься. Можно даже прямо сегодня, к вечеру. Так я дам команду? Придешь?

Пужайкин в упор посмотрел в глаза писателю. Алексей Борисович опустил взгляд, задумался на мгновение и тихо ответил:

— Приду.

Зал губернаторского дворца был переполнен. Свободных мест не осталось, и многие слушали стоя. Алексей Борисович говорил медленно и негромко, но люди в зале сидели так тихо, что каждое слово четко и ясно долетало до самых дальних рядов.

— …Я хочу рассказать вам одну притчу, — печально говорил Алексей Борисович. — Я услышал ее много лет назад в одной русской деревне за тысячи километров отсюда от одного древнего старика-священника. Послушайте же ее.

Давным-давно в одном маленьком теплом городе жили очень добрые люди. Они жили дружно и любили друг друга. Они много веселились, помогали друг другу и работали сообща. И не было во всем свете краше этого города, и не было в мире никого счастливее этих веселых людей.

Но вот однажды пришел в этот город древний седой старик. И был он вида весьма печального, на глазах его были слезы, и никто никогда не видел улыбки на дряхлом его лице. Старик поселился в веселом городе, и от вида его печального загрустили и жители города. Ведь нельзя оставаться счастливым, когда кто-то рядом несчастен. И пришли они к старику и спросили: «Отчего ты печалишься, человек? Отчего не поешь, не смеешься, не работаешь с нами? Нет болезней неизлечимых. Если болен ты телом — то поможет вино и радость. Если болен душою — твою рану излечит время». Так сказали веселые люди. Но старик этот только еще горше заплакал: