— Мерзавцы! Сволочи! — кричали вокруг. — Вон отсюда! Жиды проклятые! Бей их! Бей!
— Все за мной! За мной! — крикнул один из бродяг.
Толпа вся зашевелилась, заходила, загудела и вдруг ринулась прочь от дворца.
Отчего-то люди, увлекаемые зачинщиками, побежали не по центральной широкой улице, где были кордоны полиции, а один за другим рванулись в переулок, увлекая за собой идущих навстречу прохожих. На перекрестке обезумевшая, озверевшая толпа сбила девушку, которая оказалась невестой сына писателя Борина, Лизонькой Головановой. Огромный бородатый мужик налетел на нее. Она упала навзничь, сильно ударившись головой об асфальт. Когда толпа пробежала, один из отставших, какой-то грязный мужик, остановился возле бесчувственной, истекающей кровью девушки, нагнулся над ней, затем подхватил ее на руки и с далеко не добрым, но мерзким и похотливым выражением лица потащил в ближайший подъезд.
Беснующаяся толпа тем временем разделилась. Большая часть ее выбежала на широкую улицу и столкнулась с полицией. Человек двадцать других, во главе с испачканным кровью крикуном, ворвались в ресторан «Три коня». Бедный, перепуганный Абрам Шлаен выбежал к ним навстречу, и ему тут же пробили голову железным прутом.
Еще часть погромщиков в это время уже громила и грабила самый большой в городе магазин известного торговца Ивана Голованова, который ни к евреям, ни к каким-либо другим инородцам никакого отношения не имел.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ОЧЕНЬ ХОРОШИЙ СЮЖЕТ
В Большом театре давали «Иоланту». Алексей Борисович вошел в зал минут за десять до начала спектакля. Он знал, что женщина, которую он должен встретить, уже находится здесь: подойдя к театру, он заметил стоявшую неподалеку знакомую ему черную карету, и, хотя людей в зале было довольно много, его глаза отыскали ее сразу, как только он занял свое место в партере, надел очки и огляделся вокруг.
Графиня Урманчеева сидела слева от сцены, в ложе. Она также смотрела на него. Расстояние мешало ему разглядеть выражение ее лица, он даже не мог как следует различить ее черты, но, как только взгляды их встретились, они продолжали неотрывно смотреть друг на друга до тех пор, пока не зажглись огни рампы и в огромном зале не погас свет.
Актеры играли в этот вечер блестяще. Высокая чернокудрая Иоланта поражала своим голосом и красотой. Старый король был трагичен как никогда. Декорации смотрелись великолепно. Дворцовый сад был из настоящих цветов, источающих в зал сладкий розовый аромат. Все было прекрасно, но все это не радовало писателя Борина. Он постоянно отвлекался. Он думал совершенно о другом. Взгляд его все время устремлялся к ложе, туда, где в полной темноте сидела она, та женщина, с которой он так болезненно расстался двадцать лет назад, о которой почти забыл к которая теперь вдруг так неожиданно напомнила о себе. Наконец игра актеров стала раздражать писателя. Ему казалось, что и поют и двигаются они слишком медленно. Казалось, время остановилось в этом темном зале, и все, что здесь происходит, глупо и бессмысленно, и несчастная красавица Иоланта так навсегда и останется слепой, такой же слепой, каким он чувствовал себя, глядя в темноту. Когда действие подходило к концу, ему хотелось бежать, и он едва сдерживал нетерпение.
Когда объявили антракт и в зале снова зажегся свет, графини Урманчеевой уже не было в ложе.
Он нашел ее на лестнице. Она стояла, опираясь одной рукой о перила, в своем черном, сверкающем отделкой платье, в черных изящных туфлях на тоненьком каблучке. Ее прекрасные светлые волосы спадали на почти обнаженные плечи. В руке у нее был веер. Она стояла к нему спиной и не замечала его.
— Здравствуйте, — тихо произнес он.
Она повернула голову. Он увидел ее профиль и нашел его почти не постаревшим, таким же великолепным, как и двадцать лет назад.
— Здравствуйте, — ответила она.
Наступило молчание. Он почувствовал себя неловко, хотел сказать еще что-нибудь, но не мог найти слов.
— Вам нравится спектакль? — наконец спросила она.
— Спектакль? Да. Кажется, актеры играют неплохо…
— А мне нет… Я могу попросить вас об одном одолжении?
— Да. Конечно.
— Увезите меня отсюда. Я, видимо, нездорова. Эта духота на улице скверно действует на меня. И к тому же я не могу больше видеть страдания этой девушки.
— Но ведь все кончится хорошо. Иоланта прозреет и…
— Я знаю. И все-таки… Моя карета внизу. Если вам нетрудно, проводите меня домой.
Читать дальше