Анатолий Агарков - Как я стал Богом

— А, явился, не запылился. Мы уж ОМОН в гости поджидали — думали, сбежал буржуй обиженным.

— Некуда бежать, — присел к костру, ноги скрестив. — Конкуренты всё отняли.

— Знакомо, — трактирщик подул в ложку, отхлебнул.

— Ты мясо пробуй, — советуют товарищи.

— Горяче сырым не бывает — подставляй, братва, чеплашки. Тебе во что, буржуй?

— Не нужна похлёбка ваша, — отстранился от костра.

— Там ёжики, — похвастал Макс. — Трёх штук на трассе подобрали.

— А ты никак оклемался? — Кащеевна потянулась к повязке на моей голове, но я уклонился от её руки.

Бичи разлили похлёбку по посудинам и разделили мясо.

— Сегодня всухомятку, джентльмены?

— Принёс чего?

— Не пью и пьяниц презираю.

— А чё тогда припёрся?

— За помощью.

— Нахаляву не работаем, — буркнул Уч-Кудук после долгой отрыжки.

Я без прелюдий:

— Мой дом пустили с молотка, а в нём тайник с деньгами.

— И в чём загвоздка?

— Пёс во дворе, в доме хозяева. Добудем свёрточек — разделим.

— Больша заначка-то? — поинтересовался Макс, хрустя ёжиковыми косточками на крепких зубах.

— Тридцать пять штук зеленью.

— Это ж поскольку на брата? — сморщила лоб Кащеевна.

— По пять, включая Звезданутого, — сосчитал Свиное Ухо.

— А в рублях?

— А какой нынче курс?

Бичи принялись обсуждать достоинства моего клада.

— Ну, так как, поможете их взять? — после продолжительной полемики вернул их к теме основной.

— Вот так прям встали и пошли — собаке бошку проломили, хозяев в подпол покидали и кладом занялись твоим, — ворчал Уч-Кудук. — Всяко дело осмысления требут.

— Завтра пойдём, — поддержал его Упырь. — Ты нам покажешь хату, а мы помыслим, как там побывать.

— Верный базар — согласились остальные.

Поговорив ещё немного о деньгах, необходимом их количестве для счастья полного, бичи стали укладываться на ночлег.

— Ты, Звезданутый, совсем оклемался? — поинтересовалась Кащеевна. — И мужицкие вернулись силы? Ну, так айда ко мне.

Я отклонил такое предложение.

— Тогда расскажи, кем был, кто дом отнял — а то нам скучно без водяры.

Я рассказал притихшей публике, что прилетел с другой планеты — жизнь здесь хотел переменить и сделать всех счастливыми людьми.

Сначала слушатели откликались репликами.

— Вот заливает!

— Что говорить — сказочник маститый.

— Тебя так звездануть — и ты бы плёл.

— А было б здорово.

Потом храпом.

Я умолк.

Филька Звонарь во тьме приполз и зашептал на ухо:

— Слышь, когда-то я такому верил — насчёт богатства, равенства и братства. По убогости своей в школу не ходил — меня мамка буквам научила. В библиотеке убиралась и всякий раз домой по книжке приносила — потолще выбирала. Ребятишки букварь читают, а я Плеханова. Потом сочинения Сталина и Маркса с Лениным осилил. По ним жизнь понимать учился.

— Понял? — спрашиваю.

— Все об одном гундят — работать надо. Только скажи, буржуй, я, скажем, на тракторе или под ним без выходных и по шешнадцать часиков.... А что такое сделал ты, что одет, обут, сыт и ещё зелень в доме прячешь?

— Так ты работал трактористом?

— Не важно. Я вообщем говорю, о жителях села.

— Об умственной работе что-нибудь слыхал?

— Да слышал, только если утром трактор не запречь, нечего учёным и вам, буржуям, станет есть. Так почему вы в галстуках, а я в фуфайке?

— Сядь, напиши, чтобы тебя читали.

— Думаешь, не пробовал?

— Стихи, прозу, научные труды?

— Не умничай — я в голове писал. Читаю Маркса — нет, брат, вот здесь-то ты не прав, по-другому надо мыслить и говорить. И домыслился: как мамка померла, меня с инвалидности сняли, а потом и из дому попёрли — сказали, не оформлены на собственность права. Вырыл землянку на пустыре, стал жить наедине с этими книжками. Читаю, перечитываю, силюсь понять: в чём правда жизни — почему одним всё, другим ничё. Жрать захочу, пойду — кому дров наколю, кому огород вскопаю, кому воды в дом притащу, иль грядки поливаю. Не пил совсем, а изгоем оказался. Прогнали из землянки — сказали мне, земля чужая.... И вот теперь я здесь ....

— Пить научился?

— Согревает. Зимой тут жуть.

— Зачем глухим прикидываешься?

— Надоели болтуны. Да и не говорун — слушать люблю.

— Деньги добудем, как потратишь?

— Подумаю.

Филька лёг, натянул дерюжку.

— Слышь, буржуй, залазь ко мне — теплее будет.

— А мне не холодно.

— Ты не стесняйся.

Почему, задал себе вопрос, убогий Филька готов поделиться последнею дерюжкой, а миллионер Борисов, поправ законы, чужое отнимает? Неужто Всевидящий этого не замечает?