Сергей Кузнецов - Ощупывая слона. Заметки по истории русского Интернета

Как и во многих подобных случаях, нельзя до конца быть уверенным, что Николь не является виртуальным персонажем (скажем, сфотографировали какую-то произвольную девушку, текст написал мужчина, а все в целом представляет собой что-то вроде порносайта).

Даже просьба о работе не до конца убеждает в подлинности: может, это просто работа сутенеров. Или — мужа девушки, живущего за счет ее доходов. Именно подобное мерцание и придает очарование этой странице и ей подобным. Читая порнорассказ или смотря порнофильм, любой знает, что «всего этого не было на самом деле». В данном случае такой уверенности нет — и это заставляет задуматься о грани между жизнью и порнографией. Николь сообщает о себе слишком много «лишнего» — и потому чисто эротический эффект размывается. Невольно начинаешь думать про ее духовную жизнь, психические проблемы и тип личности. Переживаешь, что на самом деле она несчастлива. (А почему она должна быть несчастна? А почему должна быть счастлива? Много вы счастливых людей видели? Особенно в сфере секс-услуг и веб-дизайна.) Иначе говоря, фантазия расходится не на шутку — и довольно быстро уходит от эротической проблематики.

Сайт девушки Николь был только первой вылазкой в мир персональных эротических страниц.

С тех пор я еще несколько раз просматривал сайты девушек, вывешивающих рассказы о своей интимной жизни и фотографии в нижнем белье и без него. В этой книге есть еще несколько историй из этой области — но безвременно сгинувшая девушка Николь остается не только первой, но, похоже, и лучшей. Николь, как ты там? Откликнись!

«НасНет», июль 2000 г.

У Джека Лондона есть рассказ… Нет, не так. Начать надо бы с того, что меня давно волнует одна тема. Она — не на раз и не на два, но заявить ее можно и сегодня. Вкратце дело сводится вот к чему.

Много лет назад те, кому сейчас за тридцать, были маленькие и жили в Советском Союзе. Не самым первостепенным следствием этого являлось то, что вся современная развлекательная литература оставалась для нас неизвестной (не развлекательная тоже, но это отдельный разговор). Иными словами, в семидесятые мы читали фантастику пятидесятых — если вообще не довоенную. А в начальной школе — масскульт начала века или даже конца прошлого. Детективов, например, фактически не было. Зато было множество всего, что напереводили в двадцатые — тридцатые. Отсюда тема связи времен, мостика, перекинувшегося от эпохи декаданса к семидесятым — восьмидесятым— девяностым.

Множество вещей, ставших «модными» в девяностые, уходят корнями в книжки, которые мы читали в детстве. Мы — это, скажем, Пелевин, Вербицкий, Эпштейн и я… Довольно разные люди сегодня, но книжки, я подозреваю, читали одни и те же. Скажем, из Герберта Уэллса, Александра Грина или Джека Лондона можно было извлечь первые представления о психоделии, анархизме, терроризме, конспирологии и прочих разных вещах. В другой раз я, может быть, заведу раздел «Листая старые страницы», где и буду комментировать наиболее интересные случаи прорастания книг, написанных почти сто лет назад, в культурную реальность девяностых, — но пока, дабы не перегружать «НасНет» ностальгическими мотивами, воздержусь.

После этого предисловия вернусь к Джеку Лондону. Как и другие перечисленные выше авторы, он был куда многограннее десятка хрестоматийных рассказов про «зов предков», «жажду жизни» и «Смока и Малыша». Один из наиболее запомнившихся мне текстов назывался «Тропой ложных солнц» — он начинался с того, что двое героев рассматривали иллюстрированный журнал. Один из них говорил, что всего этого не понимает:

— Вот, мол, два человека. Один выстрелил в другого, а тот падает. Кто хороший, кто плохой? Почему стрелял? К чему это вообще все?

Второй, рассказчик, ему объяснил, что картина — это как вид в окне. Идешь вечером и заглядываешь в окно. Видишь картинку: ребенок в кроватке, заплаканная женщина, врач в дверях — и что-то понимаешь. Ты не знаешь, чем болен ребенок, не знаешь, кто эта женщина, — но понимаешь, что они чувствуют. Растроганный собеседник в ответ рассказывает историю из своей жизни, которая как раз и есть картина без начала и конца (она-то и называется «Тропой ложных солнц»).

Но меня сейчас интересует метафора окна. Вряд ли благодаря Биллу Гейтсу слово это оказалось тесно связано с компьютерами. Монитор — наше окно в мир (опять же есть тема «окна как зеркала», но я не буду отвлекаться). И открываемые в нем «окна» — уже окна второго порядка. Но тем не менее не приходится удивляться, что, пойдя по какой-то ссылке, внезапно чувствуешь себя как раз этим самым… подглядевшим в окно. Нечто без начала и конца, но с ощутимым впечатлением.