Лето у нас на юге — самая прекрасная пора. Каждый год я ездил в детские лагеря куда-нибудь в Анапу, Сочи, Пятигорск. Я любил эти поездки, вольницу без родителей и особенного присмотра. Нет, лагерь — это не только курение за забором и драки с парнями из других отрядов. Мы пели песни, жгли ночами костры, рассказывали страшилки… это было прекрасное время.
Мне случалось ездить на море и когда отец брал меня иногда в рейс. Даже у нас в городе, где до моря часов шесть езды, многие сверстники годами там не бывали. Не все семьи жили, как наша — заводы закрывались, зарплату задерживали. А что может быть приятнее в одиннадцать лет, чем разбежаться и прыгнуть в теплую волну?
…Поздно вечером я иду домой из видеосалона и курю. Фильмы крутят у нас тут недалеко, прямо в списанном автобусе. Сегодня показывали ужастик про оживших мертвецов. Смотреть было страшно, но сейчас страх прошел, я расслаблен и беспричинно весел. Кто меня тронет здесь, на районе? Меня все знают. Мне хорошо, и я уверен, что так будет и завтра, и послезавтра. Как я ошибался!..
Беда приходит внезапно и, как всегда, не одна. Отец попал в автомобильную аварию на служебном «Икарусе». После попойки он развозил по домам своих друзей и сам оказался весьма нетрезв. Кругом виноват — разбил казенный автобус, да еще в нерабочее время, и ремонт встал в кругленькую сумму. Никаких страховок тогда не было, и денег взять было неоткуда, кроме как залезть в долг. Отца уволили по статье, отобрали права.
Возможно, ситуация была отягощена криминалом. И нашей семье аукнулась та черная икра, которую я когда-то ел ложками. Было тяжело, обидно и даже страшно, когда приехали какие-то бритоголовые братки, потребовали срочно отдать долг и прозрачно намекнули матери, что у нее есть дети, что со мной и сестрой может случиться нечто ужасное.
Мать не захотела мне что-нибудь объяснять. Просто однажды сказала:
— Теперь, Рома, придется затянуть пояса.
— В каком смысле?
— В прямом! Можешь зашить карманы. Карманных денег больше нет.
Отец был слабохарактерным человеком. Он как-то сразу сломался, начал пить. Мать пыталась с этим бороться, заставляла отца лечиться, взывала к его совести. Напрасно. Отец и до этого выпивал, а теперь наступил алкоголизм, когда водка пьет человека. Мама через знакомых устроила отца механиком в троллейбусный парк. Но он не завязал, бывало, начисто пропивал небольшую зарплату, даже когда в доме было нечего есть.
Бабушка теперь пекла хлеб из какой-то дешевой муки, это было выгоднее, чем покупать буханки в магазине. Мать не бросала работу в больнице, хотя там постоянно задерживали зарплату, и еще устроилась в челночную компанию торговать на рынке турецким ширпотребом. Хорошо, хоть сельская родня помогала с продуктами.
Я как-то не сразу понял, что ситуация изменилась. Ходил на дискотеку в 31-ую школу, пробовал не только портвейн, но и водку в компании старших. Покупали дешевую осетинскую паленку и запивали ее лимонадом. Первые неприятности, которые я почувствовал лично на себе — я больше никого ничем не мог угостить. Угощали меня. В одночасье из короля двора я превратился в нищего. И теперь донашивал джинсы и кроссовки за сердобольными друзьями.
В 1996 году, в самое тяжелое время Алла Владимировна, моя мама, приняла трудное, но необходимое решение. Она развелась с отцом и переехала со мной в станицу Новомарьевскую. Сестра-студентка, уже имевшая жениха, и бабушка с дедушкой остались в Ставрополе. Мать надеялась, что станичная родня защитит ее от наездов бандитов, которые грозили расправиться с нами за отцовские грехи. А, кроме того, она сошлась с Борисом, новомарьевским предпринимателем, своим давним знакомым. И ее можно было понять. Она привыкла к хорошим заработкам отца, к тому, что мужчина в семье — главный добытчик. Матери, обремененной долгами, нужно было плечо, на которое можно опереться.
Ну, а мне пришлось идти в шестой класс очередной новой школы, теперь сельской. Утешало три обстоятельства. У меня был уже большой опыт самоутверждения в новом сообществе, включая опыт кулачный. Я часто бывал в Новомарьевской и со многими ребятами был знаком. По сравнению с деревенскими я выглядел неплохо, хоть и в обносках. Те совсем не следовали формуле «лопни, но держи фасон». Могли и в затрапезных штанах, и в галошах на босу ногу заявиться в школу.
Со станичными ребятами отношения сложились легко. Я с удовольствием ходил с ними в походы, на рыбалку. Что может быть лучше летом для подростка, чем ночное? В темноте неподалеку фыркают стреноженные кони, на горизонте вспыхивают зарницы, догорает костер… И прямо по Канту: звездное небо надо мной и нравственный закон внутри меня. Хотя, какая там нравственность? Внутри меня печеная картошка и бражка.
Читать дальше