Петер Европиан: Быть знаменитым некрасиво

Вслед за ним я обошел валун, ожидая увидеть какую-нибудь памятную табличку с датами жизни. Hо вместо этого увидел нечто настолько невероятное, что в первые мгновения мой мозг отказывался интерпретировать увиденное.

Потому, что на самом деле это был совсем не валун. Hа самом деле это был гигантский, невероятный, чудовищный череп.

Его нижнюю половину скрывала земля, так что я увидел только огромные провалы глазниц и переносицы. Hо хватило и этого. Какоето время я смотрел на него и не мог оторваться.

— Это еще не все, — сказал мой провожатый. — Ты обернись.

Я обернулся. Судя по всему, останки великого русского писателя находились не в лучшем состоянии. Буйная растительность почти полностью скрывала их то человеческого глаза, но все же я смог разглядеть осколки ребер, торчавшие из земли развалинами древнего частокола.

А еще я увидел каменный столб с табличкой. Табличка гласила: «И.С. Тургенев. 28.X.1818-22.VIII.1883».

— Это что же? — растерянно спросил я своего провожатого. Это… он?

— Hу да, — удивился тот моей непонятливости. — А кто же еще.

— А… чего он… такой? — Я обвел глазами гигантский череп.

Великан внимательно посмотрел на меня.

— Ты что, не знаешь? А еще литератор.

Литератором он счел меня потому, что видел, когда потрошил мою сумку, блокнот с кое-какими набросками.

— Так я какой литератор… — зачем-то сказал я.

— Оно и видно. Работать надо, а не письма носить. Это же со всеми писателями приключается. Которые известные. Их читают, а они, понимаешь, растут. Вначале чуть-чуть, а потом — оглянуться не успеешь, как уже на встречи с читателями самому ходить неудобно. А уж после смерти, если продолжают читать — так просто кошмар. Hо самое страшное — если при жизни человека не признавали совсем, похоронили на общем кладбище, а потом — в классики… Ты думал, Тургенев где похоронен, в Питере? А вот и шиш. То есть было дело, все чин чином, могилку выкопали — что твой ангар. Да только его когда еще в школьную программу включили… Hу и… он однажды из земли как попер… Пришлось перевезти. От греха подальше.

Я потрясенно молчал.

— Это что. Hа Шекспира вообще приходится натягивать маскировочные сети. Знал бы он, когда сочинял про Гамлета с Йориком…

— Правда? — восхитился я. — Так значит, он сам пьесы свои написал?

— Черт его знает… может сам, а может и нет. Читают-то его. Кстати, ты знаешь, ведь и у нас тут еще кое-кто есть. Если пройти вглубь… У тебя поезд когда?

Оказалось, что пройти вглубь мне никак не удастся. Вот если бы злодей Саксаулов расщедрился на машину… хотя, если бы он расщедрился, я бы еще долго оставался в счастливом неведении…

Потом я шел по пыльной дороге, тянул на себе сумку с вещами и короб с Саксауловской корреспонденцией и думал, что как только поезд тронется, я сразу вытащу из сумки блокнот, зачеркну прежнюю подпись и напишу «Спиридон Саксаулов».

Hо до сих пор этого не сделал. Почему? Ох, почему…