Анна Мирская - Золушка. Перезагрузка [СИ]

— Что это с вами сегодня? — сквозь смех произнесла я.

— Со мной-то ничего, а вот ты что себе позволяешь, дрянь?

— Да что случилось? Почему вы так разговариваете? Что я такого вчера натворила? — от такого обращения я немного растерялась. Надежда Викторовна, конечно, частенько нас ругала, но никогда в ее глазах не было такой неприкрытой злобы, как сейчас.

— Ты знаешь который час, паршивка такая? Уже восемь утра! Восемь! Серебро не почищено, я так и не дождалась своего утреннего кофе, Маланья с Марусей до сих пор заплетены и не одеты. Нам через три часа нужно быть приеме у Соболевских, а она спит, — говорила тем временем Надежда Викторовна. Голоса она не повышала, но в каждом ее слове и жесте были злоба и неприкрытое превосходство.

— Какое серебро, какие Маланья с Марусей? Вы о чем вообще говорите? Головой вчера нигде не стукались? — дерзко спросила я и попыталась припомнить что вообще вчера происходило. Но, странное дело, выходило так, что я помню своё имя, Надежду Викторовну, хорошо помню детдом, но совсем не помню того, что происходило со мной вчера, да и Марусю с Маланьей я тоже не помню.

— Значит так, раз уж ты проспала три лишних часа, будь добра их отработать ночью, работу я тебе найду, не сомневайся. А теперь вставай и иди скорее приводи нас всех в порядок, сегодня у моих девочек смотрины, младший Соболевский, между прочем наследный принц, будет себе невесту выбирать, — с этими словами она развернулась и вышла из комнаты.

Сказать что я ничего не понимала — это ничего не сказать. С какой такой стати я должна обслуживать каких-то непонятных девиц? Какие приемы? Какие принцы? В моей голове была полная каша. «Что, черт возьми, здесь происходит? — подумала я и тут поняла что — это же розыгрыш! Ну конечно, по другому просто не получается. Наверное я вчера перебрала портвейна, раз сегодня ничего не помню, вот меня и решили проучить» — думала я, оглядываясь в поисках своей одежды. На стуле, рядом с моей импровизированной кроватью, висело коричневое платье и чепец, точно такой же, какой был на голове Надежды Викторовны. Платье было не первой свежести, да ещё и размера на два больше чем нужно, но никаких вещей, кроме него, в комнате больше не было, пришлось надевать его, не тащиться же в одном белье. Чепец я, естественно, проигнорировала, не хватало ещё, чтобы надо мной ржал весь детдом. Обуви поблизости тоже не наблюдалось, и я пошла босиком. Выйдя из комнаты, огляделась. Смотреть здесь было абсолютно не на что, кроме того, что над моей головой была лестница, которая уходила вверх. Место я не узнавала, в нашем детдоме тоже есть второй этаж, но лестница обычная, каменная, а тут деревянная, с резными перилами и винтовая. Ничего не понимая, стала подниматься. Достигнув площадки, поняла, что это скорее всего первый этаж, прямо напротив находилась дубовая дверь, а слева ещё один проем, но вел он точно не на улицу, а в жилое помещение, оттуда слышались голоса. Я решительно направилась в ту сторону, намереваясь выяснить что здесь происходит. Уже подходя ближе, услышала капризный женский голос:

— Маменька, ну где там Ирка, я хочу теплого молока, — тянула пока невидимая мне девица.

— Да, маменька, мы на смотрины опоздаем, — вторила ей вторая, не менее капризным тоном.

— Сейчас, сейчас, мои заиньки, — защебетала Надежда Викторовна, — сейчас я ее позову, паршивку такую.

— Ирка, — рявкнула она, — а ну немедленно сюда!

Я вошла и замерла на пороге. За дубовым столом сидела все в том же виде Надежда Викторовна, а по обе стороны от нее девчонки из нашего детдома, Маша Васнецова и Милана Сорокина. На головах такие же чепцы, только вместо ночнушек на них были надеты майки и панталоны с рюшами. Вид эта троица имела до того нелепый, что я снова расхохоталась так что на глазах выступили слезы и схватило живот, но остановиться никак не могла.

— Чего это она, маменька? — протянула Маша капризным тоном и добавила, — я хочу свое молоко, пусть вскипятит.

— Хватит уже прикалываться, может лучше скажете зачем весь этот спектакль? — устав смеяться спросила я.

— О чем это она, маменька? — захлопала глазами Милана, — пусть лучше оденет меня и заплетет. Да так, чтоб принц Соболевский сегодня выбрал меня.

— А с чего это тебя, — прищурилась Маша, — я старше на целый год, мне уже семнадцать, и первая под венец должна пойти я.

— Вот-вот, старше! Зачем ему старуха? У принца должна быть молодая жена, а не старая дева, — Милана показала Машке язык.