Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

— И ребенок тоже? — спрашивает Донглепутцер.

— Да, у ребенка есть бутылка джина. А тот кентавр выпил виски по три рюмки за раз и разговаривал с дамой. Говорил, это настоящая вечеринка.

— Могу себе представить, — вздыхает Донглепутцер. — Но не хочу.

— И вдруг посетители находят эту гориллу в кабинке, пьющую с передней половиной лошади…

— Обязательно так говорить? — стонет Донглепутцер.

— Но это правда, ваша честь. Затем началась драка, и ребенок ударил бармена пепельницей по голове. Вы бы слышали, как ребенок ругался…

— Стойте! — кричит Донглепутцер. — Я больше не могу!

— Но…

— Неважно. Я верю всем обвинениям. А теперь, прежде чем я запру вас всех навсегда, вы можете что-нибудь сказать, чтобы объяснить этот… этот кошмар?

Я принимаю поспешное решение. Есть только один выход — сказать правду. Я прочищаю горло и делаю шаг вперед.

— Я объясню, ваша честь, — говорю я ему. — Начнем с того, что все это ошибка. Ни за кем из нас не замечено ничего дурного.

Донглпутцер закрывает глаза.

— Добрый-добрый Боже! — шепчет он. — С вами все в порядке?

— Конечно, нет. Вон тот джентльмен — Маккарти. Он большой ученый.

— Вы имеете в виду переднюю половину лошади? — спрашивает Донглепутцер.

— Но это просто. Он не настоящая лошадь.

— Он выглядит настоящим. Я и сам неплохо разбираюсь в лошадях.

— Это не так, — говорю я ему. — Это всего лишь маскарадный костюм. У него передний конец, а у меня задний. Вроде как пятьдесят на пятьдесят.

— Это правда, Маккарти? — гремит магистрат, глядя на него.

Маккарти, конечно, не может ответить. Он просто встряхивает гривой и ржет. Ужасный звук.

— Что вы скажете на это? — рычит Донглепутцер.

— Не обращайте на него внимания, ваша честь. Он просто чувствует овес.

— Да, — добавляет Джозефина. — В конце концов, он много пьет, вы понимаете. Как в старой поговорке. Вы можете привести лошадь к воде, но она предпочла бы виски.

— Мне не нужны ваши старые поговорки, — стонет Донглепутцер. — Мне нужны новые факты. Что дальше? Я полагаю, вы попытаетесь сказать мне, что горилла это не горилла.

— Конечно, нет, — ухмыляюсь я. — Это господин Болтун, хозяин бильярдной на углу. Вы его не узнаете?

— Но он похож на антропоида…

— Он сегодня забыл побриться, — объясняю я.

Донглепутцер мигает.

— Ладно, — бормочет он. — Хорошо. Теперь насчет ребенка. Того, который пьет джин, бьет барменов и ругается.

— Он не ребенок, а психиатр Зигмунд Подсознания.

— Этот ребенок — психиатр?

— Конечно. Вы когда-нибудь слышали о детском психиатре?

Донглепутцер начинает дрожать.

— Но он же младенец! Младенец!

— Кто младенес, сэг? — шепелявит Зигмунд. — Я хошу, шобы вы знали, што я выдаюшыся пшихиатг, догтор филошофии и выпушкник колледша кваунтри. А вы, сэг, стгадаете дементвии пвейкокс!

Он пускает дым в глаза Донглепутцеру.

— Может, я все-таки сумасшедший, — бормочет он. — Я никогда не ожидал таких слов от ребенка. Признайтесь, вы переодетый карлик, не так ли?

— Конешно, — подыгрывает ему Зигмунд.

— И все это розыгрыш. Вы просто носите костюмы, как вы говорите? — почти умоляет Донглепутцер. Он хочет верить в это ради собственного здравомыслия.

— Вот именно! — шепелявит Зигмунд из-под детской шляпки.

Затем он издает внезапный вопль.

— О, гвасиус! Я думаю, что мне нужно поменять ишподнее!

— У вас нет под рукой подгузника, ваша честь? — спрашивает Жозефина.

Это последняя капля. Донглепутцер вскакивает.

— Выдающийся психиатр, да? — кричит он. — Психиатр, которому нужна смена подгузников! И горилла, которая чешется от блох; и два конца лошади — передний конец не может говорить, но задний конец может! Заприте их! — кричит он на сержанта. — Заприте их и выбросьте ключи!

Копы наступают на нас. Игра окончена. Час гибели близок. Как раз в этот момент над столом начинают бить часы.

— Полночь! — шепчу я. И — это случается.

Все происходит в одно мгновение. Зигмунд вскрикивает и выскальзывает из рук Джозефины. Он растет — все больше и больше. Вдруг он уже стоит в зале суда, нормальный мужчина, правда в детском костюме. Я смотрю на Гориллу и Маккарти. Они выскальзывают из своих костюмов. Мой собственный костюм падает.

— Видите? — кричу я на магистрата Донглепутцера. — Все в порядке. Это вы, должно быть, сошли с ума.

С диким криком Донглепутцер спрыгивает со скамейки и выбегает из комнаты.

— Уходите, — кричит он. — Убирайтесь!