— Что будете заказывать? — спрашивает он.
— «Том Коллинз», — говорит Джозефина.
— Сделай мне виски, — говорю я ему. — Три виски.
— Три?
— Конечно. Один для того, чтобы выпить, другой для того, чтобы выпить, а третий для того, чтобы избавиться от привкуса во рту.
Он пожимает плечами и наливает. Я передаю в кабинку два виски для наших парней, когда он не смотрит, потом пью третью порцию.
— Ого! — комментирует бармен, оглядывая мои пустые стаканы.
— Не жабудьте про детей! — лепечет Зигмунд из рук Жозефины.
— Ну конечно, — улыбается Джозефина. — Малыш хочет свою бутылочку, не так ли?
— У нас нет молока, леди, — говорит бармен.
— Молоко, чегт вошми! — кричит маленький Зигмунд. — Дайте мне глоток Дшина!
Бармен таращит глаза. Зигмунд не обращает на него внимания, достает свою старую сигару, закуривает и затягивается.
— Что это за ребенок, леди? — спрашивает бармен.
— Бутылочный ребенок, — объясняю я.
— Ты его отец?
— Конечно.
— Но он не похож на тебя.
— Надеюсь, что нет, — хихикает Джозефина.
Бармен слишком любопытен. Он перегибается через стойку, смотрит на меня и видит мои копыта и хвост.
— Елки-палки! — кричит он.
И как раз в этот момент какая-то пара случайно натыкается на кабинку, где прячутся Болтун Горилла и Маккарти.
— У меня в будке обезьяна! — кричит девушка.
— Забудь о своем парне, — отвечаю я, но слишком поздно. Ее спутник теперь замечает Маккарти.
— У меня на сиденье пьет лошадь! — кричит он.
Все посетители смотрят на нас. Я прыгаю вокруг, размахивая хвостом, потому что замечаю вышибал, надвигающихся на нас из задней части бара.
— Убирайтесь вон, уроды! — кричит бармен. — Я не знаю, кто вы и что вы, но не хочу, чтобы в моем заведении сидела банда уродов!
— А кто еще завалится в эту дыру? — спрашиваю я.
И это служит сигналом к бунту.
Очень трудно запомнить детали. Я помню, как Болтун Горилла качался на своих длинных руках на люстре и издавал такие же звуки, как Кинг-Конг после плохой ночи. Я помню, как Маккарти откусил лошадиными зубами парик бармена. У меня сложилось впечатление, что Зигмунд бегает по стойке бара и бьет людей по голове пепельницами. Я и сам был занят тем, что лягал задними ногами чьи-то лица.
Но самый большой сюрприз всем преподносит Жозефина. Она начинает швырять бутылки и стаканы в барменов, и ее выстрелы всегда точны. Понятное дело, потому что теперь она такой же хороший стрелок, как Энни Оукли. Наконец мы с триумфом выбираемся на улицу.
И бежим наутек, потому что кто-то звонит в полицию, и мы натыкаемся на патрульную машину. Через двадцать минут мы все выстраиваемся в очередь у ночного суда перед магистратом Донглепутцером. Этот тип мой старый знакомый, с которым как-то давным-давно пришлось иметь дело. Он очень мрачная личность с умом как календарь — на самом деле все, что он может говорить, это «тридцать дней» или «шесть месяцев» или «пять лет каторжных работ».
И с той минуты, как он смотрит на нас, я могу сказать, что он готов дать нам по полной. Сержант, который регистрирует нас, подходит и читает обвинения.
— Нападение и порча имущества. Хулиганство. Привлечение несовершеннолетних к соучастию. Непристойное обнажение. Ваша честь, это все работа этих людей.
Судья Донглепутцер выглядывает из-за высокого стола. Он снова всматривается, снимает очки, протирает их и надевает. Затем он снимает очки и выбрасывает их.
— Люди, — шепчет он. — Какие люди?
— Эти люди здесь, ваша честь.
— Я не вижу никаких людей, — огрызается Донглепутцер. — Да, я вижу молодую леди. Она одета в ковбойские брюки, но я думаю, что она молодая леди. Во всяком случае, я на это надеюсь. И другие…
Донглепутцер вздыхает.
— Остальных, — говорит он, — я не могу классифицировать. Есть ребенок, да. Ребенок с сигарой. И горилла. А две другие, кажется, части лошади, разрезанные пополам. За исключением того, что у одного из них человеческое тело и человеческое лицо. Хотя и не очень человеческое лицо.
Он говорит обо мне, и я возмущен.
— А теперь, — говорит он сержанту, — не могли бы вы еще раз изложить эти обвинения?
— Ну, все произошло так, ваша честь. Леди вошла в бар одна и спросила, не видит ли кто-нибудь волшебника с волшебной палочкой.
— Пьяного и беспутного, да? — говорит Донглпутцер. — Продолжайте.
— А потом эта полу-лошадь полу-человек входит и становится рядом с ней. И вдруг этот ребенок, курящий сигары, оказывается рядом. Они стоят и пьют…
Читать дальше