Сергей Арьков - Тёмный легион

– Навались ребята, не ленись! Не на чужого дядю пашите, на себя. Владик, ленивое создание, опять ты меньше всех напрягаешься! Вот дождешься, посажу тебя обратно на луковую диету.

Страдалец и рад бы был напрячься сильнее, но это было физически невозможно. Он и так трудился на пределе, порой даже перешагивая за него. Впрочем, не он один. Работы по восстановлению Цитадели шли круглые сутки, люди прерывались лишь на сон да на приемы пищи. Но если все работали добровольно, поскольку осознавали важность и необходимость своего дела, то программист был вынужден вкалывать под неусыпным надзором друга Цента. А уж тот с него буквально глаз не спускал, и стоило только страдальцу на мгновение выпустить из рук инструмент или транспортируемый груз, или того хуже – присесть, дабы перевести дух и смахнуть пот со лба, как тут же рядом возникал безжалостный надсмотрщик, и решительно требовал немедленно прекратить изготовление баклуш. Владик, конечно, пытался намекать, что он не из железа отлит, что и ему свойственна усталость, но все эти попытки воззвать к человечности Цент успешно пропускал мимо ушей, и подкреплял свои требования угрозами новых невыносимых диет.

– Ты, Владик, даже не за троих, за пятерых пахать обязан, – втолковывал бездушный изверг. – После всех твоих злодеяний, после предательства рода человеческого, после того, как встал ты на сторону сил тьмы, эти добрые люди дали тебе второй шанс. Я бы не дал, я лучше тебя знаю. Но они позволили тебе жить, даже не изгнали из Цитадели. Даже, что уж совсем немыслимо, согласились не подвергать тебя публичному телесному наказанию методом задорной порки кожаным ремнем. Вот это, последнее, по моему глубочайшему убеждению, является большой ошибкой. Добрая порка никому еще не пошла во вред. И люди бы ощутили, что справедливость восторжествовала, и ты бы, выхватив сотни три гостинцев, почувствовал бы, что частично искупил свою вину и имеешь право жить и дышать. А если учесть твои пищевые злодейства, а конкретно неоднократные пожирания тобою тушенки и сухариков, тот сечь тебя надлежало бы по три раза на дню в течение года. Но ведь нет, никто и пальцем не тронул. Понимаешь, сколь немыслимая доброта была явлена в твоем отношении? Такую доброту ты просто обязан оплатить самозабвенным ударным трудом.

Владик и оплачивал, больше, правда, не потому, что испытывал к этому искреннюю тягу, а из-за неусыпного контроля со стороны сурового бригадира. Сам он отнюдь не считал, что совершил какие-то столь чудовищные злодеяния, что теперь, искупая их, должен уработаться до смерти. Он ведь и вправду никогда не замышлял ничего плохого против людей. Все, что им двигало, это банальное желание выжить. Разве это преступление? Даже обитатели Цитадели признали, что нет, и не стали осуждать его за прошлые дела. Но вот Цент по данному вопросу придерживался иного мнения.

– Вот восстановим крепость, – вещал он, – брошу тебя на сельхоз работы. Я ведь уже, кажется, говорил, что на тебе пахать нужно?

– Говорил, – сквозь зубы процедил Владик, волоча на своих руках тяжеленный кусок металла.

– Значит, еще раз повторю. Впрочем, до посевной еще далеко, придется подыскать для тебя на это время иную работу. В рейды тебя брать смысла нет, ибо труслив. В повара тебе тоже нельзя. Такому одержимому пищей субъекту, как ты, вообще следует держаться подальше от всего съедобного. Остается одно – бросить тебя на восстановление сетчатой ограды вокруг полей, которую твои тухлые друзья во время штурма опрокинули. Это дело как раз по тебе. Свежий воздух, физический труд. Самое то, чтобы сделать из программиста человека. Вот подолбишь ломом ямы под столбы в мерзлой-то земле, сразу многое осознаешь.

– Я уже осознал, – негромко сообщил Владик, сгрузив ношу и тут же направившись за следующим куском железа. Права на отдых он не имел, и хоть спина его выла от боли, руки отваливались от суставов, а ноги то и дело подламывались, он не стал вымаливать себе перекура. Знал – дело это пустое. Цент отдыхать не позволит.

– Осознал, да не все. А вот я точно кое-что осознал. Осознал я, Владик, совершенную ошибку в твоем воспитании. Полгода ты, паразит, на моей шее посиживал, а я данное непотребство дозволял. И погляди на себя! Хилый, немощный, трусливый, ни к чему не приспособленный. Ну, уж теперь-то я иную политику поведу. Теперь я из тебя человека сделаю. Да не просто человека, а настоящего человека. Начнем с наращивания мышечной массы и укрепления здоровья, для каковых целей более всего подходит потогонный физический труд без выходных, отгулов и декретных отпусков. А как окрепнешь настолько, что перестанешь от дуновения ветра с ног валиться, тогда перейдем к следующим стадиям. Я тебе о них ничего наперед рассказывать не буду. Пусть они станут для тебя сюрпризом. Но поверь на слово – там много чего интересного запланировано.