Сергей Арьков - Всем сосать!

В два часа ночи тесный двор, окруженный старыми обшарпанными пятиэтажными коробками, напоминал локацию видеоигры в жанре темного фэнтези. Декорации, представленные ржавыми качелями, кривой горкой, покосившимся детским домиком, в котором всегда насрано, турником, подступы к коему загромождала стеклотара и горы окурков, могли добавить седин даже отъявленному храбрецу. Инфернальный комплект дополнял босс локации – Семен, трижды кодированный представитель темных сил, то ли лич, то ли бич, сорокалетний оболтус, целиком состоящий из вредных привычек и едкого аромата вечно немытого тела.

Нетрезвая туша Семена возлежала возле стены детского домика, нежно прижавшись ягодицами к грубым доскам с торчащими из их поверхности шляпками ржавых гвоздей. Семен пребывал в пограничном состоянии – он балансировал между сном, бодрствованием и желанием справить нужду. Возлежание на голой земле нисколько не тревожило его. Простудиться Семен не боялся. Он уже давно ничего не боялся, как и полагалось крутому и опасному боссу. Исключение составляла разве что его благоверная, нынешним вечером проведшая обряд изгнания лича с занимаемой им жилплощади. Скастовав кастрюлю кипятка она пригрозила Семену экстремальным орошением в том случае, если он незамедлительно не устранит свой организм за пределы квартиры. И что-то во взгляде супруги подсказало Семену, что та не шутит. Пообещала, что ошпарит яйца – и ведь ошпарит.

Семен не хотел ставить под удар свои шары – он к ним привык. Поэтому ему пришлось отступить. Текущее сражение было проиграно, но Семен не вешал нос. Война продолжается. У него еще возникнет шанс нанести сокрушительный удар неотвратимого возмездия – тайком добраться до жениного кошелька, изъять оттуда всю наличность и триумфально пропить ее до копейки.

Семен валялся под стеной детской избушки и грустил. Он бы предпочел забраться внутрь, где было бы всяко уютнее, чем под открытым небом, но в домике опять кто-то насрал. Грязно выругав бескультурных свиней, взявших моду гадить где ни попадя, Семен вдруг смутно припомнил, что в домике наложил ни кто иной, как собственной персоной он сам, и не далее, как минувшим днем.

Кулаки Семена сжались в бессильной злобе. Сегодня весь мир ополчился на него. Жена провела успешный обряд изгнания, в уличном убежище наложили кучу (пусть и он сам, но разве это что-то меняет?). А тут подъехала еще одна напасть – Семен вдруг ощутил, что трезвеет.

Это было гадкое и отвратительное состояние, которого он всегда страшился. Невыносимое состояние, ввергающее в ужас и уныние. Стабильно находясь под градусом, Семен словно пребывал в сказочном мире. Сам себе он виделся крутым и опасным человеком, пользующимся всеобщим уважением и непререкаемым авторитетом. И все его друзья (точнее собутыльники – друзей у алкашей нет) тоже были как на подбор людьми солидными и почтенными. В параллельном мире вечной синьки Семен, не вставая с дивана, совершал удивительные и славные подвиги. В этом деле его сильно выручал телевизор, снабжая пропитого богатыря сырьем для производства бредовых галлюцинаций. Выпуски новостей и политические ток-шоу швыряли Семена в самую гущу геополитической борьбы и противостояния сверхдержав. Слыша об очередных происках коллективного запада, и стоящих на пороге войсках НАТО, Семен понимал, что только он, и никто иной, сумеет дать отпор проклятым империалистам. В зависимости от степени опьянения ответ варьировался между активным участием в бурной телевизионной дискуссии (Семен, выпучив глаза, кричал в экран, пытаясь донести до собравшихся экспертов свое единственно верное мнение) и непосредственным ударом по проклятому альянсу. В алкогольном угаре Семен воображал себе картины полного разгрома западного мира. Он, Семен, дерзко врывался в европейские столицы и мстил им за все обиды и санкции. Он срал под Бранденбургскими воротами, он гадил на Елисейских полях, он кидался говном в Букингемский дворец и пачкал калом шедевры Лувра. Иногда полет фантазии достигал таких высот, что боеприпасы выплескивались в реальный мир, прямо на любимый продавленный диван Семена – его персональное лежбище. Никто не осмеливался даже подходить к священному дивану доминирующего самца. Даже дерзновенная жена, и та обходила его стороной, не меняя постельное белье годами. Потому что боялась и уважала сие лежбище мужицкое. Сама-то она врала, что просто брезгует, но Семен знал правду – глупая баба трепещет перед его авторитетом и значимостью.