На проселке было пусто и пыльно, по обе стороны тянулись покосившиеся заборы, густо заросшие пустозельем и озверевшим малинником. И ни живого духа вокруг. Те триста метров, за которыми должен был находиться лагерь, давно окончились, но лагеря никакого не было. Катька выволокла из бокового кармана баула бутыль с минералкой. Приложилась к горлышку. После минералки жара сделалась еще нестерпимее. Хоть бы тень какая!..
Тень появилась еще через десяток шагов. Смутно походила она на виселицу и покачивалась, издавая скрип. Вернее, скрипела не сама тень, а ее источник — старые качели на ржавой раме. Когда-то, очень давно, качели были покрашены в красный цвет. Они раскачивались и визжали над дорогой, и Катьке показалось, что вот только что на них кто-то сидел, но увидел ее баул и предусмотрительно дал деру.
Девчонка вытерла лоб в очередной раз, и разводы грязи сделались еще гуще. Она шагнула к качелям. И тут кто-то действительно ломанул через кусты:
— Нельзя!!
Вопль был душераздирающий. Катька отскочила. Перед ней стоял мальчишка. Некоторым образом родственник лешего: волосы, распахнутая на животе длинная рубашка, голые руки были в паутине, чешуйках коры, скурченных листиках и свежих царапинах. Мальчишка был чуть ниже Катьки, смуглый, встреханный и совсем нестрашный.
— Здрасьте, — сказала она, пиная баул. — Чего «нельзя»?
— Садиться нельзя. Ты чего, не знаешь?
В карих глазах его плеснули солнечные искорки, а на левой щеке Катька разглядела похожий на звездочку старый шрам.
— Не знаю, — согласилась она, протягивая лешонку бутыль.
— Это качели из «Романтики».
— Ну и что?
— Это лагерь. Его забросили после Чернобыля.
Катька пожала плечами: я-то тут при чем? Мне вообще «Чайка» нужна. Оказалось, что им по дороге.
— Даниил, — паренек протянул крепкую ладонь.
Катьку всегда бесил обряд мужского рукопожимания, но жара плохо подействовала — руку она тоже протянула, и не для поцелуя.
— Так что качели?
— Остались качели, — не дожидаясь просьбы, Даник взгромоздил баул на плечо. — Скрипят.
— Это повод не садиться? — качели быстро исчезали за горизонтом, но не такова была Катерина, чтобы не докопаться до сути.
— Повод, — Даник домчался до дыры в проволочной сетке и сбросил баул на землю. — Они не просто так скрипят. Они заманивают.
Катька поняла, что ее тоже заманили. На тайну. Гусыня. Еще ни одному мальчишке на свете она не позволяла так быстро с собой знакомиться. А Даник широко улыбнулся и бросил:
— Вечером доскажу.
Ха! Станет Катька ждать до вечера!.. Вот сейчас займет место, познакомится с воспитателями, путевку им сдаст. А потом выдерет из Даника продолжение… И, определившись с местом, вошла на веранду домика, в котором жил второй отряд.
— О-ой!
«Не человек несет сумку, а сумка — человека», — подумала Катька, в последний момент избегая столкновения с худенькой интеллигентной девочкой своих или чуть младше лет. Девочка была стриженой под каре шатенкой, в прямоугольных в тонкой золотой оправе очках. На девчонке был коричневатый свитер под горло и расклешенные брюки. И шлепанцы.
Шлепанцы высоки и коварны. Они слетают с ноги в самый неподходящий момент, и за ними приходится гоняться. Что как раз и случилось. Да еще крыса выскочила.
Девочка не завизжала. Она только еще шире раскрыла и так большие глаза. Катька поймала Золотко за хвост, второй рукой протягивая яркий шлепанец. И представилась. Девчонка закрыла рот, потом опять открыла:
— Виола. Ты в наш отряд?
Виола. Фиалка, значит.
Вот так и вышло, что с Даником Катюша встретилась только после тихого часа. Оказалось, они живут по-соседству.
Данила предложил, если она не сильно занята, познакомить ее со своим другом. Катька изъявила немедленное согласие. Чтобы докопаться до корней тайны, она готова была знакомиться и с врагом.
Корпус был похож на разноцветный курятник. Огибающая его дорожка как-то сразу ныряла в мелкие березки и высокие лопухи. Среди лопухов торчали какие-то прутики и молодая, но высокая крапива. Даник предупредительно отстранил ее подолом рубахи:
— Просю!
В зарослях оказалась вполне уютная продолговатая ямка с педантично вытоптанной травой. Посреди ямки на аккуратно разложенных салфеточках возлежала груда булочек, огромный целлофановый пакет грильяжа в шоколаде, высокая наполовину съеденная банка йогурта и двухлитровая бутыль лимонада. Рядом с этим пищевым изобилием сидел на пеньке, аккуратно подтянув на коленях брюки, толстый кудрявый мальчик и лопал конфеты и печатный текст, причем невозможно было определить, чем он поглощен больше. Книга была толстая и наверняка неинтересная.
Читать дальше