Договорить она не успела, на мою защиту поднялась… виконтесса:
— Сама ты курица ощипанная! Это мой дракон, и не смей его обзывать!
Я умилился: первый раз за мою честь, кажется, будут драться. И даже не благородные рыцари, а дамы. Судя по лицу принца, ему в голову пришла эта же мысль, и он шепотом спросил:
— Поверь моему опыту, лучше их не разнимать…
Покосился на корононосного: да, у этого зрительский опыт по боям без правил среди дворцовых фрейлин наверняка был немалый, — и подумал: «А парнишка-то ничего. Может и пожалею я его и не женю даже… А может, пожалею себя, и женю».
* * *
— Тогда может сделаем ставки? — предложил я, памятуя о том, что денег у дракона всегда мало, даже когда их много.
— На кого ставишь? — глаза принца загорелись.
— На виконтессу! — заявил гордо, памятуя, как она разогнала толпу селянок, жаждущих исполнения супружеского долга не отходя от входа в пещеру.
— Идет. Двадцать злотней, — определил этот венценосный прощелыга.
— Против камушка из твоей короны.
В общем, занятие прошло весело: и лингвой позанимались (правда, не совсем цензурной, по совести сказать, больше матюговой, но позанимались же), и народ доволен остался (когда еще за бесплатно на женские бои посмотрят?), и я в коллекцию камешек приобрел, а виконтесса — фингал (себе) и два клока волос (вежливо, хуком слева, позаимствованных у противницы).
В общем, быть преподавателем мне начало нравиться.
Вечером того же дня, после того, как я закончил просветлять отроков всех рас и мастей в области золотой (и прочно мертвой) лингвы, ко мне в ангар явилась виконтесса. Пигалица заявила с порога, что мою честь блюсти больше не намерена, хоть я ей и друг. А помнится в день нашего знакомства, я был ею поименован как «упыристый парнокрылый козел» (до сих пор пытаюсь представить этот кошмар генетоков, увы, воображение все так же пасует). Вот что месяц в пещере наедине со мной с девкой сделал… она теперь меня другом считает. Прям так и сказала:
— Ты не мой бой-френд, чтобы я за тебя морду всяким лохушкам метелила!
Я был польщен, правда, что за зверь такой «бой-френд» так и не понял, потом в словарике посмотрел, а в тот момент подумал, что это то же самое, что и «бой-баба», только для мальчиков.
В общем, растрогался я (особенно помог в этом деле камушек выколупанный из короны принца и нежно гревший мою драконью натуру) и сказал, что помогу ей женить на себе этого королевича.
Малявка просияла так, будто уже шла по центральной площади с гордо поднятой головой, оторванной у своей врагини.
Сказано-сделано.
Как только пигалица ушла, решил поискать для начала принца и провести с ним душеспасительную беседу о браке и армии, подготовить, так сказать, мужика к будущим прелестям. Обнаружил грустящего аристократа на пеньке у пруда. Парень был занят высокоинтеллектуальным трудом: плевал на дальность в воду и попивал пиво. Присел. Разговорились. Я поведал о своем боевом прошлом (о том, как драил клозеты, упомянул аж три раза, о тоннах перечищенной картошки — два раза. Это впечатлило королевича больше, чем все показанные боевые ранения).
Корононосный пришел к вводу, что служба — дело опасное для здоровья (я его не разубеждал, лишь кивал, помалкивая, что жизнь с тещей порою похлеще салочек на минном поле, потому как на поле может и пронесет — не рванет, а «родительница жены» рванет точно).
— А возраст-то у тебя призывной… — подводил я юношу тактично к обрыву всех надежд и мечтаний, шваберкой прямо подпихивал.
— Не, не пойду в армию, а то еще убьют… или того хуже, туалет мыть заставят. А может, мне детей двоих завести? — с надеждой в нетрезвых глазах заявил он.
— Можно, для верности не двоих, а сразу побольше, чтобы наверняка. А чтобы они точно были вашими… надо это — жениться.
— Не, если женюсь — меня тогда родители убьют, — икнул парень и сокрушенно добавил: — повесил бы того, кто эту службу придумал!
— Так ее твой батенька и придумал, вместе с повсеместной воинской повинностью. Небось и тебя сюда прислал, чтобы от армии откосил?
— Ну да… — смущенно протянул корононосный, а потом побултыхал остатками пива и выдал: — Знаешь, у меня есть стойкое желание — сегодня приобщится к мудрости.
— А это как?
— Ну, один умный, кажется Хайам, сказал, что запрет вина считаться должен с тем, кем пьется, и когда, и много ли и с кем. Когда соблюдены все эти оговорки, пить — признак мудрости, а не порок совсем. Так вот — твоя компания вполне подходящая, вино тоже ничего, так что….
Читать дальше