«…У окна сижу тридцать третий год
И не вижу я света белого
За окном народ свои жилы рвет
Ох устал сидеть очень зело я…
Что зима с снежком, что весна с дождем
Нету силы мне рукой двинути,
Рукой двинути, раззудить плечо,
Выйти во поле с Катериною.
Я сижу в тоске, взгляд в окно вперев.
Солнце в зареве поднимается…
Под моим окном враг в разгул вошел
От тоски мое сердце мается.
Вот ужо идут странник с путником
Все идут, поют песни скорбные.
В песнях их вой да плач стоит,
Колокольный звон, пламя-зарево…»
Подозвал их Илья громким голосом
«Эй вы странники горемычные,
Сказ скажите, что поете вы,
Что в земле родной деется..»
Подошел один, губу выпятив
На восток срыгнул, перекрестился
«Что ж ты здесь сидишь, сила русская?
Ведь тебе давно пора бой держать?»
И второй завыл тонким голосом
Поводырь всплакнув подошел к окну.
«Хан Мамай пришел. Русь огнем горит!
Ворог уж почти в Ново-Городе!»
Застонал Илья от обиды злой
«Сила есть в руках — ноги мертвые!
Русь бы грудью я защитил своей
Коли Бог бы дал силы в ноженьки!
Ох в душе моей дюже муторно!
Удавиться что ль? Иль чего хлебнуть?»
«Не печалься, брат, есть у нас зельё
Выпей ковш-другой — враз поправишься!»
«А чего терять? Ну давай сюда.
Выпью жбан-другой, чай полегчает!»
Поднесли ему и хлебнул Илья
И глаза на лоб сами вылезли…
«Что ж ты дал, подлец? Аль убить хотел?
Не убьешь меня, я ведь жизнь люблю!»
Злоба лютая овладела им.
Со скамьи вскочил…
В изумлении сел.
«Ай, спасибо вам, старцы добрые
Чую силу в себе небывалую
Дайте мне совет, что мне делать
Как врага сего извести с Руси.»
Опустил глаза богатырь Илья
Стал ответу он ждать ото странников
Как почтенный сын от родителей
Волю их Илья выслушал….
Оседлал Илья ворона-коня
Коня русского, богатырского
Крепко обнял он родну матушку
Положил в мешок бычий окорок.
Катю он лобзнул в губы алые
Подхватил копье, мечик востренький
Он отбил поклон Карачарову,
Помахал рукой родной матушке…
Ветер засвистал, пыль столбом пошла
А народ кругом закричал «Ура!»
Шапки вверх взвились, воздух застонал,
А Илья в тот час на коне скакал.
Час Илья скакал или два скакал
Не узнать теперь не изведати.
Как стегнул коня, так из глаз пропал,
Только пыль столбом завивается.
С непривычки-то занемог Илья
Жжет в груди ему, глаз навыкате,
Глаз на выкате, в животе грешно
И вот-вот оттель что-то выпадет…
Соскочил Илья с ворона-коня
И в кусты тотчас резво бросился
Облегчение думал там найти,
Ну а там уж враг в ряды строился.
«Смерть за Русь приму!» — закричал Илья
И врагов стал бить с одного плеча.
Тех кого достал — насмерть порешил,
Остальных врагов — в бегство обратил.
Как узрел Илья, что рассеян враг
Он бочком, бочком сразу и в овраг
Там сидел, кряхтел, пот утер со лба
И не думал он что грядет беда.
У беды у той имя есть свое
Имя есть. Оно — «Соловей-бандит»
«Соловей-бандит» — негодяй, злодей.
Много он, подлец, погубил людей.
Вот уж встал Илья, застегнул портки,
Кончил думу думати, подпоясался.
«— Вот уж жизнь пошла — все кругом враги!
Ну уж надо жить, коли вляпался…»
Сорок пятая история. Египетская ночь
Из всех видов разбоя, Ирокезовы больше всего не любили разбой на воде.
На суше еще туда-сюда. Там у жертвы оставались хоть какие-то шансы убежать и спасти свою жизнь, когда её имущество переходило в чужие руки, но вода отнимала у неё и эту последнюю возможность. Именно по этому Ирокезовы сразу согласились помочь жителям Крита, страдающих от набегов Санторинских пиратов паши Аль Мукейна.
Делегация жителей была не многочисленна, и подарки, что страдальцы привезли собой, не имели большой художественной ценности, но Ирокезовы не минуты не колеблясь, взялись помочь обиженным и вылетели на место. Кроме естественного желания помочь хорошим людям их подогревала затаённая обида. Год назад этот Аль Мукейн приказал высечь на одинокой скале две громадные буквы — И и Д, покрытые золотом, они привлекали всеобщее внимание. Слух о них разнесся по всему миру — мудрецы всех стран решали, что же хотел сказать этим Аль Мукейн? В Афинах и Милете мудрецы рвали друг другу бороды, взыскуя к истине, но ответа не находили, а сам паша хранил высокомерное молчание.
Читать дальше