Ника Ракитина: Дело о физруке-привидении

— Но я же не могу… не могу сидеть спокойно, когда тут, по корпусу, бродит крыса!

Девчонки, обступив воспитательницу с Катькой, внимали.

— Она не кусается. Ее, главное, не пугать.

Шокированная Жанна сбежала с крыльца:

— Это меня, главное, не пугать! Предупреждали меня — не езди.

— Жанночка, — позвала ее от качелей Елена Тимофеевна, которую мальчишки за глаза иначе, чем Ленка, не звали. — Покурим.

Юрьевна дернулась: так откровенно, при детях?

— У меня крыса в корпусе.

— И по-моему, не одна, — ухмыльнулась Ленка, поглядывая на суетящихся девчонок. — Пошли, не съест ничего твоя крыса. Понимаешь, у нас ручку от метелки…

И повлекла Жанночку в сторону туалета. Катька поняла, что ей тоже туда нужно. И тоже немедленно. Но воспитательница третьего отряда говорила тихо, и ничего разобрать не удалось.

Елене Тимофеевне с самого начала понравился этот мальчик, Симрик Максим, который топтался сейчас невдалеке с тетрадью и ручкой в руках. Да, он был слегка полноват, но кто у нас без недостатков? Зато от него исходило ощущение солидности и здравого смысла, он не взрывал вокруг корпуса песок и не пинал, азартно матерясь, футбольный мячик, отчего в домике дребезжали стекла.

— Тебе что-нибудь надо, Симрик?

Она сидела с Жанночкой на скамейке, прислонившись к деревянной стенке домика и блаженно вытянув ноги, и сосредоточенно жевала апельсиновую корочку. Полдник минул, а до ужина далеко. Самое время со вкусом отдохнуть, пусть себе гоцают. Лишь бы окна не поразбивали.

Максим подошел, вежливо улыбнулся:

— Можно присесть?

Потрясенная Ленка подавилась корочкой. От современного подростка она такой вежливости не ожидала.

— Д-да… — воспитательница выплюнула останки корочки и быстренько затолкала ногой под скамейку.

— Видите ли, я собираю свидетельские показания. Вы были первой, обнаружившей пропажу ручки?

Ленка покрутила шеей. Той вдруг стало очень тесно в просторном вырезе сарафана.

А Максим открыл тетрадь и приготовился записывать. Какие-то записи наверху страницы были, Ленка едва не умерла от любопытства на месте, но плохое зрение… Может, Жанночка разглядит? У Жанны Юрьевны выражение лица оказалось не умней ее собственного, что Ленку весьма утешило.

— Да, я первая.

— Вспомните, пожалуйста, как это произошло.

— А протокол надо будет подписывать? — заинтересовалась Ленка.

Ребенок широко улыбнулся:

— Нет, это частное расследование.

— Тогда пошли. Вот здесь… ой, простите, Игорь Леонидович, — Ленка показала за кровать, на которой возлежал Терминатор, — у нас стоит ведро, совок, метелки… Будешь убирать территорию — запомнишь. Игорь Леонидович, я у вас спрашивала? Ручка от метелки…

— Не видел, — буркнул воспитатель и отвернулся к стене.

— Ладно, — сквозь зубы процедила Ленка. — Можешь внести его в список подозреваемых. Под номером первым!

— Не могу, — неожиданно ответил Максим. — Я не имею права фальсифицировать материалы следствия в пользу заинтересованных лиц.

Выслушав назидание, Ленка поняла, что не слишком-то этот мальчишка ей и нравится. Говорит книжными фразами, зануда и вообще. Поэтому она наскоро поведала ему обстоятельства обнаружения отсутствия присутствия и отправила ребенка гулять.

Гуляя, досужий юноша сумел выяснить, что в соседних корпусах у метел ручек вообще не было, что ручка от метлы — это такая гладенькая палка ростом почти с него, а еще на нее можно насаживать лопату. А вот в граблях ручка худее и, видимо, поэтому никуда не пропадала. Все это, как и история столкновения с хорошо вооруженным дворником, было аккуратно занесено в тетрадь. Впрочем, далее расследование не продвинулось, что обстоятельного Симрика очень огорчало.

3.

Ирочку боялись все. Непонятно, как удавалось пятилетнему существу добиться столь потрясающего эффекта, но стоило кому-либо шепнуть "Ирочка…", и люди немедленно бросались наутек. Ирочка была липучей, приставучей, вездесущей и нахальной. Она отбирала чужие тряпки и косметику, а стоило кому-то попытаться самым вежливым образом вернуть похищенное — поднимала жуткий крик. Она талантливо визжала, больно кусалась, дико царапалась и виртуозно материлась. Она могла подойти и запросто пнуть ногой, а потом мило улыбаться щербатым ртом обиженному. Интеллигентная тихая мама-медсестра не подозревала за дочкой столь обширных талантов и всегда брала ее сторону. Чем Ируська беззастенчиво пользовалась. И даже когда она накрасила пуговицы только что помытого и отутюженного медицинского халата перламутровым французским лаком, пролив остальное на подол, а потом подошла в этом халате к маме и нежно спросила: "Я красивая?", та никак не окоротила чадо. А еще этот лагерный ужас был влюбчивым, словно кошка. Осведомленные люди знали: если Ирочка надела мамину юбку с разрезами до подмышек, выкрасила губы в коралловый цвет и нанесла на веки тени толщиной в полтора сантиметра — ждите… Мальчишки, покуривая за туалетом, каждый раз пробовали вычислить жертву. И всегда ошибались.