Андрей Белянин - Ангел быстрого реагирования

В пределах видимости в стене, являвшейся одновремен­но лентой на платье гигантской скульптуры, были только одни ворота.

Пётр поднял голову. Вокруг башни, которая составляла талию статуи, величественно кружили сапфировые дири­жабли. Только через некоторое время Пётр понял свою ошибку: пузатые творения были не транспортными средст­вами, а летающими рыбами с блестящей металлической чешуёй. Одна из них опустилась ниже, тяжело загребая зо­лотыми плавниками. Если Пётр правильно определил рас­стояние до неё, животное должно было быть величиной, по \ крайней мере, с касатку. Теперь он лучше понимал причи­ну отсутствия особых эмоций у Алисы — после дышащих кустов, космического зрелища над океаном или колоний шкафных нетопырей летающие карповидные гиганты вы­зывали гораздо меньшее удивление. Они попросту состав­ляли одни из элементов окружающей действительности. Или недействительности.

Греческий профиль статуи с достоинством склонялся над городом. То, что Пётр издалека принял за двойной кок, оказалось парой великолепных изогнутых рогов — бараньих или позаимствованных у муфлона. И на них развевались длинные цветные ленты.

Строители, вероятно, страдали гигантоманией. Город­скими воротами служил огромный срез ствола великанско­го дерева, потрескавшийся, с явственными годичными кругами, висевший на чудовищных железных петлях. Де­рево, от которого отпилили этот пласт, было скорее всего баобабом — неким мамонтом или динозавром среди дере­вьев. Собственно говоря, петли у ворот имелись с обеих сторон створа, зато не наличествовало ни засова, ни ручки, ни вообще чего бы то ни было, что подсказало бы, как их открывать. Пётр поднял руку, чтобы постучать, чувствуя себя при этом невероятно глупо.

— Не надо.— Алиса положила ладонь на его кулак, а по­том сделала два шага и исчезла в воротах с такой лёгкостью, будто погрузилась в воду. Пётр замер с поднятой рукой. Кот шмыгнул вслед за девушкой, а его коротенькое «мурр» одиноко повисло в воздухе. Мужчина глубоко вздохнул, потом опустил ладонь на полосатое дерево... «Может, это всё-таки не баобаб?» — промелькнула у него совершенно бесполезная мысль. Растопыренные пальцы провалились, не встретив сопротивления. Он ощутил только пронизыва­ющий холод. И, отдёрнув руку, со страхом оглядел её. Ни­чего, никаких тревожных отметин. Прямо перед его носом из ворот вынырнула бледная женская ладонь, призывно манившая его пальцем. Он с раздражением втянул воздух сквозь зубы и, уже не колеблясь, вошёл в, казалось бы, сплошную твёрдую поверхность. Мгновение атавистично­го страха, сердце забилось быстрее, по коже точно тысяча ледовых паучков пробежала — и он уже внутри.

Жители прогуливались по узкой улице. Белые и розовые стены кое-где изгибались в необычной перспективе, обма­нывавшей глаз. Улица должна была идти под гору, но ино­гда казалось, что она заворачивает или гротескно вспучива­ется, как на гравюрах Эшера [19] Эшер - нидерландский художник-график (1898 - 1972). . Никому это не мешало. Женщины в кринолинах и шляпках, напоминающих плоские ящички, газоны или цветущие кусты, прогуливались в об­ществе арлекинов, мужчин в костюмах, изображающих су­дейские тоги, карликов или даже существ, имевших черты животных. То и дело проезжали полосатые возки, которые тянули псы и огромные крысы. Это была пёстрая ярмар­ка—с изобилием зодиакальных знаков, геометрических узоров и сочных красок, так резко отличавшихся от моно­хромных пейзажей, расстилавшихся неподалёку, за воро­тами. Хватало также лент и флажков, свисавших чуть не с каждого балкона или окна. Алые, зелёные, фиолетовые, индиго и охра — чистые цвета. У Петра глаза разбегались, он вылавливал из этой феерической пестряди разные сим­волы: рыба, глаз в треугольнике, пентаграмма... Но эта изу­мительная сценография начала его тревожить. Что-то было не так. Наконец он понял: тут было слишком тихо. Толпа гуляющих должна была бы испускать оглушительный шум, даже несмотря на отсутствие машин. Между тем слыша­лось только хлопанье флажков на ветру, шелест одежд и стук колёс по мостовой, иногда нехотя брошенное отдель­ное слово. Казалось, что прохожие спят на ходу. Никто не работал, никто не занимался ничем конкретным.

«Театр,— мрачно подумал Пётр,— а это — артисты».

Его внимание привлёк дорожный указатель. На стрелке, указывавшей налево, красовалась надпись готическими буквами «СУДЬИ», а на обращённой вправо — «ПРОРО­КИ». Из любопытства он повернул в переулочек, такой уз­кий, что двое людей не могли бы в нём свободно разойтись. По обе стороны переулка тянулись ряды ниш. Большинст­во из них были пусты, в некоторых стояли стулья — выко­ванные из железа, обыкновенные деревянные, украшен­ные изысканной резьбой или обитые пыльным бархатом. Пётр заметил, что тут живые чистые цвета уступили место более приглушённым, смешанным краскам. Одно из сиде­ний оказалось занято восковой кукольной головкой, сто­явшей на низеньком постаменте, элегантно задрапирован­ном шёлком. Глаза куклы были однотонно чёрными и пус­тыми. В зеркальной спинке стула отражались её чёрные волосы, кусочек пасмурного неба и беспокойно мечущаяся в зеркальной раме чайка.