Алексей Зубко - Специальный агент высших сил

Утопая по пояс в снегу, под леденящими порывами северного ветра уныло бредет группа оборванцев, несущая на руках массивный валун. На его покатой вершине, на манер римских патрициев, восседает юноша с барабаном на шее.

— Ать-два, левой! — сопровождая словам взмахами барабанных палочек, командует он. — Ать-два, правой!

Но ни старания барабанщика, ни пронзительный мороз не способны изменить шаркающую походку носильщиков. Их движения болезненно заторможены, словно у сомнамбул, что хорошо согласуется с нездоровым синюшным оттенком кожи, которая часто-густо просвечивает сквозь прорехи в рванье, развевающемся на ветру. На лицах, насколько позволяют рассмотреть покрывающие их слои засохшёй грязи и налипшего снега, застыли маски совершенного безразличия. Если какая мысль и водится в их головах, то она витает за многие версты от этой продуваемой пронзительными ветрами поляны. Где-нибудь в безбрежных песках Сахары.

— Ать-два, левой! — надрывается барабанщик, старательно отбивая никому, кроме него самого, не нужный такт.

Миновав поляну, группа оборванцев вышла на относительно свободную от снега аллею, ведущую к величественному дворцу, чья золоченая крыша своим сиянием подобна солнцу. Вернее, сразу трем солнцам — по числу венчающих дворец куполов. Один основной — центральный и два маленьких — боковые.

— Ать-два, правой!

При приближении процессии, несущей валун, парадные двери дворца отворились и из них, хлопая себя ладошками по голым бедрам, вышел Мамбуня Агагука собственной персоной.

— Принесли? — спросил он, позвякивая браслетами и в упор глядя на интересующий его предмет.

— Принесли, — ответил барабанщик, в котором наблюдатель от небесной канцелярии, подглядывавший в зазор между прикрытыми ставнями, с трудом узнал Павла Отморозова. Что тотчас было принято ко вниманию и занесено в блокнот для дальнейшей передачи наверх. Опустив руки с барабанными палочками, Павел прокричал приветствие, с которым со вчерашнего дня надлежало обращаться при встрече к Агагуку: — Вечная слава вечному!

К слову сказать, именно ему, как руководителю идеологической службы, принадлежала эта идея. И теперь он изо всех сил внедрял ее в жизнь, пытаясь личным примером заразить остальных. Покамест получалось это плохо. Немертвые нагло игнорировали нововведение, предпочитая при виде Агагуки падать на колени и агукать, отвешивая поклоны.

Вот и сейчас они поступили так же.

Лишенный поддержки валун гулко упал на мраморные плиты. Восседавший на нем Отморозов испуганно пискнул и отлетел в сторону, выронив палочки и пробив головой барабан.

— Что за идиоты? — поинтересовался сам у себя Агагука.

Павлик Отморозов попытался что-то ответить, но из-за надетого на голову барабана его слова прозвучали как сплошное «бу… бу… бу…».

— Несите камень внутрь, — распорядился бог немертвых и поспешил во дворец — отогреваться у ярко пылающего камина.

Оборванцы подняли валун и все той же неспешной походкой вошли во дворец.

Отморозов, сумев-таки избавиться от барабана, попытался последовать за процессией. Но пробывшие длительное время на морозе без движения ноги застыли в той позе, в которой он восседал на камне, и теперь ни в какую не желали разгибаться. Он попытался распрямить их руками, но и эти конечности, изнеженные отсутствием физических нагрузок, больших, чем необходимо для кликанья мышкой и вращения скроллинга, оказались бессильны пред поставленной перед ними задачей. Тогда руководитель идеологической службы Мамбуни Агагуки попытался вползти во дворец, протащив свое частично окаменевшее тело по мраморным плитам. Но ползти на, спине не очень-то удобно, а перевернуться на живот не позволяли все те же сложенные в позу Лотоса ноги.?

— Эй, подождите меня! — наконец-то сообразил позвать на помощь Павлик Отморозов. Однако оборванцы, несшие вслед за Мамбуней камень, уже скрылись за поворотом, и его крики пропали втуне. — Помогите! Спасите! Help-help! F1! SOS! Не хочу до весны под снегом лежа-а-ать…

— Мать… ать… ать… — привычно ответило безразличное эхо.

— Впрочем, кое-кто эти призывы все же услышал. И, облизнувшись в предвкушении трапезы, начал подкрадываться к источнику криков. Покрытая заиндевевшей коркой шкура хорошо сливается со снежным покровом, поэтому волку удалось остаться незамеченным до самого последнего момента, когда он в стремительном прыжке обрушился на спину бьющегося в истерике Отморозова. Мощные челюсти сжались на тонкой шее и… Растерянно рыча, зверь усилил давление своих клыков, но человеческая плоть, которой надлежит быть теплой и мягкой, оказалась на диво холодной и твердой. Да ко всему еще и вонючей.