Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки

— А если того, кому вы звоните, нет дома, что тогда, а?

Не снимая с лица маски преданной заинтересованности, Циана пыталась сообразить, что бы ей ответить. Она выбрала вариант легкого флирта, граничащего с трогательной женской беспомощностью:

— А вы возьмете меня под свое покровительство? Знаете, у меня украли сумочку с деньгами, а я…

Он даже не дослушал ее до конца, буркнул что-то вроде: «К сожалению, я спешу на важное совещание…» — и панически шмыгнул в толпу.

«Ну что я опять натворила, чем отпугнула его? — уже с отчаянием, потеряв веру в себя, думала Циана. — Ведь он так похотливо смотрел на меня, это же было видно! Может, не надо было упоминать о деньгах? Ясно одно: нужно как можно быстрее убираться отсюда, хорошо еще, что запомнила Мишкин телефонный номер!»

Она пропустила перед собой одну женщину, просто настояла, чтобы та позвонила первой. Циане надо было понять, как это делается. Однако женщина не смогла дозвониться. Она невероятно долго для нетерпеливой Цианы стояла, приложив трубку к уху, потом, повесив ее, поковыряла пальцем в отверстии для монет. Там было пусто, но женщина легонько стукнула кулачком по аппарату, и монеты посыпались в отверстие с тихим звоном. Циана внимательно прочитала указание, выполнила все в точности и, услыхав сигнал «занято», повесила трубку. Стотинки автомат проглотил. Она тоже легонько постучала кулачком, но коварный аппарат и не думал выпускать свою добычу. Тогда Циана стукнула сильнее, потом еще сильнее, и вот она уже с яростью колошматила кулаком, пока кто-то не крикнул ей: «Эй ты, ну-ка оставь телефон в покое, хулиганка! Из-за таких, как ты, ни один не работает»…

Много разных обидных слов сказал ей кто-то, кого она не сумела разглядеть сквозь застилавшие глаза слезы, в горле у нее застрял ком. Не могла же она объяснить, что у нее нет денег, а где находятся другие телефоны-автоматы, она не знает. Все в этом веке будто сговорились грубить ей, щипать ее, грабить, всячески обижать. Милый профессор по темпоральным полетам мог бы с полным на то основанием добродушно посмеяться над ней: «Эх, Циана, Циана, говорил я тебе…» Так что первым делом нужно было выполнить заказ профессора, чтобы как-то умилостивить его, потом попросить у кого-нибудь монету, а там уже симпатяга Мишка отвезет ее туда, где они встретились.

Она постояла у витрины гастронома, чтобы успокоиться. Затем стала пристально наблюдать за входившими и выходившими людьми, чтобы определить, как выбраться из магазина незамеченной, минуя кассы. Будь она до конца искренна с собой, ей пришлось бы признаться, что ее поступки вызваны не желанием «заткнуть рот» профессору, а жаждой отомстить нелюбезному веку. Правда, мысль о том, что кража здесь не является чем-то из ряда вон выходящим, немного омрачала ей радостное мстительное волнение.

Убежденная в точности своего хладнокровного расчета, она дважды обошла ряды, нашла, где стоят бутылки с виноградной ракией, небрежно сунула одну себе под мышку и медленно направилась туда, где покупатели оставляли сумки и сетки, чтобы сменить их на зеленые пластмассовые корзинки. Но именно там, где она была предельно осторожна, какая-то толстуха неожиданно схватила ее за локоть и оглушительно завопила:

— Стой! Я тебе покажу, как воровать! Граждане, держите воровку!

Циана отдернула руку, бутылка выскользнула, и вдруг… на тысячи осколков взорвалась установившаяся на мгновение зловещая тишина. Кассирши вскочили со своих мест, закричали, призывая на помощь милицию, покупатели стояли, не двигаясь с места и злорадно усмехаясь, а толстуха остервенело вцепилась в Циану, которая наивно посчитала, что раз бутылка разбилась, значит, инцидент исчерпан и она может уйти.

В этот момент в битву коварно ввязался какой-то устрашающего вида усач, растолкавший два ряда очереди, чтобы пробраться к месту события. Подкравшись к своей жертве сзади, он с людоедским сладострастием сгреб ее в охапку. Испуганная Циана рефлекторно ухватилась за сомкнувшиеся у нее на груди руки, резко наклонилась и перебросила усача через себя. Он шлепнулся на землю, будто мешок. Раздался грохот, звон перебитых банок, послышались испуганные крики, сдавленный смех… И все увидели, что грозными были только громадные усы, сам же мужик валялся на цементном полу и имел такой жалкий вид, что даже покупателям, ненавидевшим завмага, стало жаль его. Все бросились к нему, скорее мешая, чем помогая встать на ноги. Однако неблагодарный завмаг дергался у них в руках, усы его грозно топорщились, и из-под них рвался истерический визг: