Виктор Гвор - Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите…

— Да ладно, что я сам Петровича не узнаю! Его хитрая морда завсегда выдаст! И перегар, которым от вашего войска за три версты разит.

— Да ладно, — обиделся каган, — мы рядовым не наливаем!

— Так это вы втроем надышали? Добре, я с вами вожусь!

Венгр, наконец, спрыгнул с коня и добрался до друзей. После десятиминутного похлопывания по плечам («Потише, майор, что-то ты больно здоров стал»), ласковых объятий («Мишка, медведь, кто тебя так раскормил!») и пожимания рук («Иштван, аккуратней, я же старый человек»), а также трех порций укрепляющего, венгр горестно вздохнул:

— Все. Пора ехать подданных успокаивать. Продолжим в Буде. Там и расскажете, кого воюем.

— А что тут рассказывать? Оттона.

— Готлибыча?

— Не, если это Мейстер, то братаемся. А если нет — то на фиг. Последний серьезный противник на континенте.

— Майор, — спросил Иштван, — у тебя сколько жен?

— Восемнадцать.

— Ага! Тогда понятно, с чего ты такой агрессивный. Мой тебе совет — раздари две трети дружине. Сразу станет легче жить.

— У тебя самого сколько?

— Шестнадцать, — вздохнул венгр, — я тоже агрессивный.

— Не переживай так. У Мишки тридцать семь! Из них двадцать две — восточные красавицы…

— Иштван, ты кто здесь?

— Человека, однака, нацальника!

— А должность твоя как называется?

— Нáдьфейеделем, однака!

— Надфиль… Ты издеваешься? Это же нормальный человек выговорить ни в жизнь не сможет!

— Миша! Нормальный человек по-венгерски ни одного слова выговорить не может. По определению. Само слово «нормальный» у моего народа считается тяжелейшим оскорблением.

— Твой народ может быть каким ему нравится! Мне в письме надо титул твой указать! У Игоря всё коротко и понятно: «Великий Князь Земли Русской, на Большую, Малую и Белую неделимой, Царь болгарский, Басилевс византийский…» ну и так далее. У меня еще проще: «Великий каган-бек хазар, арабов, ясов, касогов…» и простое перечисление племен на трех страницах. А у тебя — язык сломаешь!

— Да ладно, всего-то одно слово!

— Одно, зато какое! Хрен выговоришь!

— А зачем тебе его выговаривать? Ты его напиши по буквам. На, списывай!

Иштван взял со стола лист белой арабской бумаги, повертел его в руках, положил на место, достал кинжал и вырезал на столе: «Nagyfejedelem».

— И зачем ты испортил мебель? — спросил Миша, внимательно наблюдавший за манипуляциями друга.

— Стол стоит меньше этого листочка, — объяснил венгр. — Раз в двести. Ты вообще в курсе, что за этот листочек можно купить жену царских кровей!

— Зачем мне еще одна жена? — поинтересовался Коган. — Мне пока хватает. А бумаги этой мы в Хорезме захватили три воза. И майор настоял, чтобы всю вывезти. А пишем третье письмо за всё время! Такими темпами мы ее до двадцать первого века не израсходуем!

— Дикари! — взорвался Иштван. — За три воза такой бумаги можно выкупить у Оттона империю. Если он не Готлибыч, конечно! Напрямую не отдаст, но продать бумагу перекупщикам в той же Венеции…

— И ты будешь учить меня делать гешефты? — теперь уже возмущался Мишка. — Мы продали четверть воза в Венецию и столько же в Геную! На большее у них тупо не хватило денег! И это были еврейские общины, можешь не сомневаться, они одолжили всё, что можно было найти в Италии! И не исключено, что в Германии. Или ты считаешь, что швейцарские банкиры изобрели что-то новое? А Игорь за тридцать листочков выкупил всех рабов в Италии и отпустил их на волю! Так что можешь спокойно писать на бумаге. И даже использовать ее в туалете.

— Узнаю знакомые повадки, — проворчал Иштван, — чему удивляться, если ты в свое время скупил у банды Альдхани патроны, а Игорь, когда они спохватились, что нечем стрелять, обменял боеприпас на все запасы стрелкового оружия. Включая заначки. Бедолаги плакали, когда сдавались в плен. Понимали, что их где-то надули, но не врубались, где именно… Деньги-то остались при них. Небось, так и лежали в тайниках и после их казни…

Миша аж поперхнулся:

— Ты меня совсем за идиота считаешь? Трогать чужие заначки — западло. Но после смерти они же стали ничьи! Ты что, не помнишь, какие получились в той операции «боевые»?

— Ладно, а что ты пишешь?

— Письмо германскому императору. С предложением сдаться без боя.

— Зачем? Он же пошлет!

— Безусловно. Но майору интересно, куда и на каком языке.

Германский император на письмо ответил. Более того, ответ последовал неожиданно быстро. Прямо поперек выведенного каллиграфическим почерком придворного писца нáдьфейеделема Венгрии строгого немецкого текста, составленного по всем правилам этикета, рукой, явно не привыкшей к гусиному перу, на чистейшем русском языке с орфографией двадцать первого столетия была начертана надпись, называвшая авторов письма лицами нетрадиционной сексуальной ориентации и предлагавшая им отправиться в сексуально-эротический маршрут в хорошо известном адресатам направлении.