Дашук Алена - Неповторимый Ёлочкин

Терзался и Пшик. Сунувшись раз к страдальцу с утешениями, он только открыл пасть, тут же получил отповедь:

– Про что напеть хочешь? Про свечу, которая горела на столе? Или новенькое чего притащил – про тапочки в клеточку?! Надоел!

Теперь Пшик лежал на антресолях, свесив вниз хвост. От былой "хризантемы" осталась лишь жалкая метёлка. Даже уютного храпа слышно не было. А ведь врал он про блогершу! Так, попугать хотел.

Вселенская тоска охватила всех, кто волей судьбы столкнулся с Феофаном Аргиросовичем.

Впрочем, самому виновнику бед тоже было несладко.

Проснувшись как-то среди ночи от болезненного кульбита нерождённого шедевра, Федя увидел сидящего на подоконнике Феофана. Был тот худ, грива свалялась, алмазный блеск копыт потускнел. Он в упор смотрел на Ёлочкина.

– Вставай, – велел Пегас. Федя повиновался. Выбравшись из физического тела, заботливо укрыл материального двойника одеялом и уставился на гостя. Он был готов понести любые кары за изведение охраняемых Зевсом Пегасов. – Кормить меня будешь, – неприязненно пояснил Феофан. – Ноги уже не тяну. Перо бери, бумагу. Как на орбиту встанем, валяй.

– Почему я?

– А кто втравил меня в эту канитель?! – зашипел Пегас. Комнатёнка покрылась хлопьями морской пены.

Больше вопросов Федя не задавал. Смиренно вскарабкался на исхудавшую спину служителя муз, и они воспарили к спрятавшейся в тучах луне.

Феофан жевал.

– Такие высоты тебе открыл, а ты… – Он подхватил бархатными губами пытавшееся улететь в тонкие миры четверостишье. – Гадость!

Ёлочкин засмеялся. Мучительное брожение в сознании прекратилось. Превратилось в пульсирующие горячей кровью строки. Федя блаженствовал.

– Не хочешь, не ешь, – подмигнул он.

– Свяжешься с вами, негашёная известь творогом покажется, – проворчал Феофан. – Я тут подумал… – Он окинул Ёлочкина оценивающим взглядом. – Не взять ли тебя.

– Меня?! – Сердце у Феди резво прыгнуло в глотку, затем рухнуло в пятки и там затихло.

Пегас прошёлся по комнате и вдруг бодро пропел:

– \Я его слепила из того, что было\. – Поразмыслив, добавил: – А потом мочалкой с мылом руки мыла… Поворотись-ка! – Ёлочкин повиновался. Феофан досадливо помотал мордой. – Перво-наперво избавляемся от мещанских замашек. Не может быть гений мещанином! Отсюда темы у тебя – шелуха. Полёта нет. Второе, нехорошо ты как-то добрый. Хомячок бесхребетный, а не гений. Третье…

– Подожди! – взмолился Федя. – Я сорок лет такой! Что ж мне, враз всё под топор?

– Именно – под топор! – Пегас плотоядно осклабился. – Ап!

От Ёлочкина отпочковался ещё один Федя. Точная копия, только уж больно пришибленный – нос в пол, носки вместе, пятки врозь.

– А… – хотел прокомментировать Фёдор, но тут от него отделился ещё один Ёлочкин. Тоже в растянутой майке и семейных трусах в мелкий цветочек.

Феофан наслаждался произведённым эффектом. Когда комната была забита Федями, пояснил:

– Твои сущности. Тут и мещанство, и мягкотелость, и комплексы… Словом, Фёдор Ёлочкин собственной персоной и без прикрас. Ставлю задачу – среди этой толпы ты должен отыскать тех, кто мешает тебе быть гением. Глянь, Лень уже спать завалилась! – Феофан зыркнул на мирно посапывающего в углу Федю.

– Найду, и что? – поторопил Федя-Первоисточник. Ему не терпелось побыть гением.

– Убей, – улыбнулся Пегас и двинулся к двери. Вылетать в окна ему, видно, наскучило.

С того дня начался Федин персональный ад. Куда бы он ни отправлялся, следом топал батальон сущностей. Феди галдели, путались под ногами, мешали работать, распугивая неприрученных пегасиков. Днём и ночью кто-то с кем-то спорил, ругался, а, бывало, и дрался. Федя-Романтик не мог поделить пространство с Федей-Прагматиком, Федя-Лентяй норовил придушить Федю-Трудоголика. А уж как доставалось Феде-Добряку от Феди-Злодея! Ни секунды Ёлочкин не оставался теперь наедине с собственными мыслями. Стоило задуматься, сбегалась орава сущностей и принималась транслировать на разные голоса, кто и что думает по данному вопросу. Иногда убить хотелось всех. Пока Федя выбирал с кого бы начать, Добряк стенал и адвокатствовал. Его пылкие речи вводили Федю в сомнения и путали карты. Дело с места не двигалось.

Регулярно с проверкой наведывался Феофан.

– Ну? – лаконично спрашивал он.

Федя разводил руками.

Пегас обзывал Ёлочкина тюфяком и таял в эфире.

Наконец, Федя нашёл способ прикинуть которые из его сущностей топят норовящую всплыть гениальность. Для начала Ёлочкин запер в подвале самого надоедливого – Федю-Зануду. Рассудил так – гений живёт страстями, нудить ему не пристало. В тот же день, сдерживаемый Занудой, Федя-Бузотёр дал стране угля, мелкого, но много. Освобождённый от нравоучительных тирад Федя прогулял работу, объелся шоколадом, привёл в дом сомнительную компанию, с коей и напился вдрызг.