Геннадий Прашкевич - Счастье по Колонду

— Я знал одного Санчеса, — сказал он. — Он играл в футбол и кончил плохо».

«…Пыльный, помятый, я наконец попал домой. Патрульные отпустили меня, узнав, что я обитаю в квартале Уно. Не такой богатый квартал как, скажем, Икер, где всю жизнь прожил мой приятель Кристофер Колонд, но все же. Я толкнулся в дверь, и ее открыла Маргет. Маленькая и темная, постоянно загорелая и живая, с блестящими глазами — она всегда зажигала меня. Как Солнце. Даже ее шепот действовал на меня, как чаша обандо.

— Где ты так извозился?

Я покачал головой. Мне не хотелось хаять патрульных, они ведь не избили меня. А только узнали мое имя. В конце концов, я сам виноват, незачем было тянуть время, надо было отвечать сразу, тогда не вывалялся бы в пыли.

— Устал? — Маргет повернулась к зеркалу, проводя какую-то абсолютно неясную мне косметическую операцию. — Как странно, Кей… А вот новый президент, говорят, никогда не устает. У него много помощников, но все главные дела он все равно делает сам. Окно его кабинета не гаснет даже ночами. Это уже проверено. Я сама ходила смотреть на его окно, — полураздетая Маргет молитвенно сложила руки на груди. Я бы предпочел, чтобы она их опустила. — Как ты думаешь, Кей, может новый президент пользоваться какими-нибудь стимулирующими препаратами?

Я пожал плечами:

— Зачем?

— Ну как? — удивилась Маргет. — Он устает. Ему надо снимать усталость.

— Чашка обандо. Этого достаточно.

— Ладно, — засмеялась Маргет. — Твоя вечерняя чашка на столе. Но жизнь, Кей, начинается новая. Наш новый президент обещает дать всем работу.

— Даже физикам? — усмехнулся я.

— Далее физикам.

— Забавно. Предыдущий президент обещал покончить с обандо… Любопытно будет взглянуть на нового. Таких странных обещаний, по-моему, еще никто не давал.

— Он обещал работу всем, Кей. Напрасно ты злишься.

Я кивнул. Знаю, я не подарок. Много лет назад в Лондоне я тоже не был подарком. Но там было только два альтамирца — я и Кристофер Колонд, и мы находили общий язык, несмотря на то, что Кристофер провел свое детство в квартале несомненно более богатом, чем мой. Собственно, весь квартал Икер, где жил Кристофер, принадлежал одной семье — Фершей-Колондов. Эта семья дала Альтамире пять президентов, это же позволяло Кристоферу не ломать голову над будущим, забыть о сложностях, о которых не всегда мог забыть я. Впрочем, кое-что нас связывало. Кристофер мог, например, в самом разгаре карточной игры бросить карты. «Я проиграл», — говорил он, и как-то само собой считалось, что он прав. Если ты приходил занять у него денег, он мог сказать: «У меня сейчас ничего нет, но ты можешь пойти к Тгхаме». Тгхама был негр, то ли из Камеруна, то ли из Чада, и чаще всего сам занимал деньги. «Уверен, Тгхама тебя выручит». И Тгхама выручал. Когда ты приходил к нему, оказывалось, что он только что получил наследство. Никто не знал, как это у Кристофера получается, все просто привыкли к этой его особенности. И, наверное, только я мог бы что-то о ней сказать, ибо судьба не обошла меня, как и Кристофера.

Это начиналось с недолгой головной боли и головокружения, но затем ты вновь входил в норму, хотя жизнь теряла цвета и вгоняла тебя в апатию. Вовсе не просто так. Ведь стоило сделать усилие, и ты сразу видел всю свою прошлую жизнь, что там с тобой случилось и что ты там натворил, столь же ясно ты видел и будущее — все, что там с тобой случится и что ты там еще натворишь. «Ма, — говорил я матери, будучи еще лицеистом. — Ты принесешь мне миндальное пирожное?» — «Какое еще миндальное пирожное?» — бледнела мама, а отец подозрительно посматривал на меня: «Кей, мы можем заказать любые пирожные. Зачем утруждать маму?» — «Нет, — говорил я упрямо, — я хочу попробовать то, которое господин Ахо Альпи приносит прямо в спальню» — «Что такое? — бледнел отец, и усы его вздергивались, как живые. — Ты был в спальне у господина Ахо Альпи?» — «Ну что ты, папа. Кто меня туда пустит. Но ведь мама собирается гам быть».

Боюсь, я не понимал тогда, что время делится на будущее и прошедшее. Одновременно жил как бы во всех временах сразу, я еще не умел точно различать время, когда моя мать уже побывала в спальне господина Ахо Альпи, и время, когда она еще только обдумывала такую возможность. Более того, долгое время я считал, что многие люди чувствуют так же, как и я. Только когда увидел наяву, к чему могут привести такие мои особенности, я научился выделять момент настоящего. Научился, как все, жить всегда в настоящем моменте, хотя и оставлял для себя небольшой зазор. Он давал мне возможность в любой компании чувствовать себя свободно. Возможно, поэтому меня и ценил сэр Чарльз Сноу, он любил свободных людей. Впрочем, такой же эффект давала и чашка обандо, при этом я обходился без головной боли и головокружения. Со временем я все реже и реже прибегал к своим странным возможностям, а если честно, будущее всегда казалось мне столь же скучным, как и прошедшее. Сегодня президент Ферш, завтра президент Фоблес, послезавтра Бельцер, но ведь там, впереди, если смотреть внимательно, опять Ферш, Фоблес, опять Бельцер… И все они похожи друг на друга. Это, последнее, я знал не понаслышке. Я, например, хорошо помнил президента Къюби. Он был отчаянно усат и предельно решителен. При этом, говорят, он был не худшим президентом, по крайней мере, именно при нем Кристофер Колонд и я уехали в Лондон, и нам оплачивали дорогу и проживание. Потом Къюби расстреляли как предателя революции, а его место занял некто Сесарио Пинто. Он не имел веса среди военных, поэтому очень быстро попал в башни Келлета. Потом был Ферш, затем Ферш-старший, которого застрелил племянник Къюби — Санчес Карреро, но и ему не удалось долго поуправлять Альтамирой… В сущности все они были одинаковы. И этот новый президент, который произвел такое впечатление на Маргет, тоже, наверное, какой-нибудь Ферш.