Олег Пелипейченко - В Греции всё есть

— Ничего не понимаю, — озадаченно пробурчал он и смачно вгрызся в другой плод. — Ну вкусная ведь груша, спелая, сочная, ароматная… — Старик пожал плечами и швырнул огрызок пролетающей чайке. — Что они все, помешались на этих яблоках?! Древо Жизни можно спилить за ненадобностью?

— Теперь понял, брат, какова у меня жизнь? — в очередной раз восклицал Дионисий и хлопал Дамокла по спине.

— Понял, — кротко соглашался Дамокл.

— А тебе ведь понра-авилось на троне сидеть, — с пьяным прищуром говорил Дионисий, грозя любимцу пухлым пальцем. — Ну скажи, понравилось, да? Ага-а, по тебе видно! Всего день на троне посидел, а уже и слезать ему не хочется. Если б не меч, тебя сам Геракл, небось, с места не сдвинул бы, да? Э-эх, ты-ы…

Дамокл пытался возражать, но громкая музыка заглушала его протесты. Перед ложем тирана чернокожая танцовщица из Нубии извивалась в неистовой любовной пляске, толстяк весело хлопал ей в такт. Время от времени девушка поправляла ласковыми пальчиками венок из чабера, съезжавший на царственное ухо, и продолжала кружиться в танце.

— Что, хороша, да? — кивал на неё Дионисий и восхищённо цокал языком. — Видел бы ты свою рожу тогда, за обедом, когда она для тебя танцевала! Я даже начал бояться, что ты и её сожрёшь вместе с пирогом. Ещё п-пирога хочешь? Держи, дома такого не дадут! — совал он в лицо Дамоклу горсть мясной начинки вперемешку с нежным слоёным тестом. Молодой человек осторожно брал с ладони самый большой комок, благодарил, и осоловелый Дионисий вытирал руку о хитон проходящего раба.

— Говоришь, счастье… Ты вот эту мою вечную боль счастьем назвал? — Дионисий кивал вверх, где висел, слегка подрагивая и разбрасывая по залу блики, полированный меч. Всхлипнув пару раз от жалости к себе, тиран резко наклонялся к Дамоклу. — А хочешь, я тебе его подарю? Хочешь? А вот тебе! — делал он неприличный жест в сторону растерянного Дамокла. — Это мой меч! И вообще, чего тебе тут надо? Бегом, бегом домой! Ишь, меча ему захотелось… Эй, слушайте все! Кто попадёт в него тарелкой, тому подарю этот перстень! Н-на!.. Стой, куда побежал?.. Что, никто не попал? Не ври, а то казню! Я говорю, никто не попал, ясно? Э-эх-х-х-х, лю-у-уди-и…

Остроносая рабыня ещё раз попыталась вильнуть тощими бёдрами, но сделала это так неуклюже, что Дамокла передёрнуло, и миска со вчерашней бобовой похлёбкой чуть не опрокинулась на пол. Отослав повариху прочь, Дамокл присел на краешек кровати и напряжённо задумался. Через некоторое время он очнулся от размышлений и обнаружил, что вертит в руках длинный кожаный ремешок от сандалии.

На конце ремешка была завязана петля.

Молодой человек вскрикнул и с ужасом отбросил удавку прочь. Отдышавшись, Дамокл вытер со лба холодный пот, поднял двумя пальцами ремешок, опустил его в ларь и запер крышку на замок. Затем он сцепил зубы, выдрал нитку из разлохмаченного одеяла, снял со стены покрытый патиной меч, доставшийся ему ещё от деда, и аккуратно повесил клинок над ложем.

В эту ночь Дамокл спал как младенец. Во сне он, счастливый, сидел с Дионисием на двойном троне, а над ними на сверкающих нитях, вызванивая тихую красивую мелодию, колыхались мечи.

Над каждым — свой.

На подлокотнике трона со стороны Дамокла сидела прекрасная нубийка и раскачивала ласковым пальчиком клинок над его головой.

— Да ты хоть сама понимаешь, что натворила?! — Почерневший от гнева Эпиметей занёс над женой огромный кулак, но в последний момент сдержался и сорвал злость на массивном обсидиановом светильнике. Камень разлетелся вдребезги, капли масла брызнули на пол, испещрив тёмные плиты сотнями горящих точек.

До смерти перепуганная Пандора съёжилась и заслонилась краем пеплоса.

— Знаешь, что теперь будет? — продолжал рычать титан, потрясая распахнутой шкатулкой. — Мир захлестнут эпидемии, войны, всеобщая вражда, другие бесчисленные горести и несчастья! Знаешь, сколько здесь помещалось разных…

Запнувшись на полуслове, он внезапно уставился на что-то в глубине резного ящичка, издал невнятный звук, быстро захлопнул крышку и вытер со лба выступивший пот.

— Оказывается, всё не так страшно, — сообщил он притихшей жене. — Самая большая мерзость сбежать не успела.

Ткань медленно поползла с головы женщины. Из-под расшитого золотом края показался чёрный, полный любопытства глаз.

— Прости, милый. — Пандора прижала руки к груди и с мольбой глянула на титана снизу вверх. — Я знаю, что ужасно виновата, что очень подвела тебя. Но они так шуршали и шипели под крышкой, что я испугалась — вдруг ты откроешь, а они на тебя бросятся…