Олег Пелипейченко - В Греции всё есть

В толще смолистой жидкости мелькнула неясная тень. Человек напрягся, затаил дыхание, глаза его расширились.

К поверхности реки, жадно вытянув вперёд худые руки, нёсся белёсый силуэт, чрезвычайно похожий на рыбака. Человек резко дёрнул удилище, медная капелька выскочила из воды и полетела к обитателю глубины. Тот рванулся к монете, однако успел ухватить лишь побуревший конец нити: едкая жидкость слизнула с него оплывший комок металла в самый последний момент. Водяной призрак с искажённым от ярости лицом выдохнул несколько тёмно-зелёных пузырей, развернулся и камнем ушёл на дно.

Одновременно с этим человек на берегу издал отчаянный вопль и сжал в руках палку так, что та затрещала. За его спиной плоский участок скалы пошёл волнами; базальт тёк, как воск, каменные наплывы складывались в громадный бородатый лик.

— Неужели опять не поймал? — шевельнулись чёрные губы. В голосе звучала явная издёвка, и рыбак лишь крепко стиснул зубы.

— Вот видишь, как плохо, когда жадничают, приятель, — продолжал скрипучий голос. — Если бы хоть кто-то не поскупился и догадался захватить с собой не обол, а золотую монету, ты мог бы сколько угодно заниматься своей рыбалкой — ничего наживке не сделалось бы. Да и твоя скаредная душонка к золоту торопилась бы гораздо быстрее, чем к меди, и очень скоро ты бы живым покинул аид. А так — сам видишь: излишняя жадность при жизни может иной раз и по цепочке аукнуться. Я же просил только на лодочке покататься, тебе жалко было ребёнка через речку перевезти?

— И это верховный бог… — пробормотал себе под нос человек и зло хмыкнул. Скала хихикнула.

— Сейчас Сизифу с Танталом расскажу, пускай повеселятся. Удачной рыбалки!

Каменные глаза закрылись, черты исполинского лица заострились, потрескались, покрылись лишайником; за несколько минут скала приобрела свой обычный вид. Харон поднялся с колен, отряхнул ветхий подол, отвязал от удилища нить и спрятал её за пазуху. Опираясь на мокрую палку, как на посох, он медленно побрёл к переправе, где уже долгое время волновалась очередь. Умершие перекатывали под языкам оболы, морщились от кислого вкуса во рту и с опаской глядели на реку, над которой поднимались сизые испарения. Первые в очереди уже тёрли виски и с недоумением оглядывались вокруг.

— Лежи смирно и не вертись. Мешаешь.

— Ты что, старый, с ума сошёл? Отпусти меня сейчас же!

— Закончим — тогда и отпущу. Имя?

— Чего?!

— Глухой, что ли? Зовут тебя как?

— Л-левкид.

— Что, с двумя «л»?

— Почему с двумя? С одной.

— Ну так и говори с одной! А то из-за тебя, упаси Дий, ошибку допущу, придётся воском замазывать, а он казённый. Возраст?

— Двадцать два.

— Двадцать два чего?

— Старик, ты на самом деле придурочный или притво… А-а-а-а-ай! Года! Года двадцать два!

— Когда я спрашиваю, ты должен отвечать. Ясно?

— Ясно, ясно!

— Отвечать чистую правду. Ясно?

— Не на… Ой! Ясно!

— Говорить чётко и разборчиво. Ясно?

— Да я уже давно понял! Мне всё-всё ясно! Спрашивай, я на всё отвечу!

— Конечно, ответишь. И не торопи меня, я грамоте не настолько обучен, чтобы строчить, как писец. Так. Гражданство?

— Это как?

— Да ну? Никогда о таких не слыхал. Из какой же это страны будешь?

— Местный я, дед!

— Не ври! У нас этокаков отродясь не водилось! Вот я тебя за брехню…

— Уй-й-й-й! За что? Я ж просто не уразумел, о чём ты спрашиваешь, и переспросил, мол, как это понять!

— Точно? Ладно, считай, на этот раз выкрутился. Твоё счастье, что записать не успел. Повторяю вопрос: гражда… э-э… Живёшь где?

— В деревне.

— Как называется?

— Да как ей называться — деревня, она деревня и есть.

— Хорошо, так и пишу: гражданин деревни. Странно: как поспрошаешь вас — выходит, одни только твои земляки мимо и шастают… Следующий пункт: род занятий?

— Дедушка, миленький, ну не трогай только этот проклятый рычаг — убей Дий, не пойму, из какого роду могут занятия происходить! Объясни толком, умоляю!

— Эх ты, деревня… Чем на жизнь зарабатываешь?

— Коз пасу.

— Вот и выходит: роду ты козьего, занятия пастушеского.

— Э-э… Дед, вот только не обижайся, но ты и вправду… как бы… немно-ожечко… ну, не в себе. Какого ж я козьего роду-то?! Сам погляди — человек как человек. И родители у меня — люди. Отца Левкием зовут.

— Что мне на тебя глядеть? Может, по жизни ты на человека и похож, а по документу козёл козлом получаешься. Про отца твоего у меня тут вообще пункта нет — стало быть, никому о нём знать и не нужно. И хорошо, что не нужно, а то оказался бы он человеком, пришлось бы писать тебя сатиром — значит, табличку опять же воском замазывать, а он казённый. Уже из-за разных там кентавров и горгон замазывал.