Олег Шелонин - Дело «Тридевятый синдикат»

— Какой тебе указ? — возмутился Никита Авдеевич. — Порядок не знаешь? Прошение напиши, в очередь встань...

— Какая очередь? — заголосила Малашка. — Бунт на носу! Что у лавок винных творится, страсть! Мужики работу побросали, маются. Всем здоровье поправить не терпится, а до полудня еще далеко, лавки закрыты...

— Говорил я, — Никита Авдеевич с досадой крякнул, укоризненно глядя на Ивана, — ничего хорошего из этого указа не выйдет. Торговали б как раньше...

— Василиса уперлась. — Иван расстроенно развел руками.

— И ведь до чего дело дошло, — продолжала тараторить Малашка, — баб да девок забижать стали. К прилавкам подпущать не хотят, так что ты, царь-батюшка...

— А бабы-то что там делают? — возмутился царь-батюшка. — Им эликсир запрещено продавать.

— А надо, чтоб мужикам было запрещено, — Малашка воинственно уперла руки в бока, — а нам разрешено! Мы и вашему брату сколько нужно эликсиру возьмем, чтоб вы потом хоть бы до постели мужиками доползали, и нам, глядишь, ромашковой чуток достанется!

— Ваше Царское Величество, — вмешался охранник, высунувшийся из-за двери, — тут воевода сыскного приказа удиенции просит.

— Зови, — сказал Иван, обрадовавшись, что можно сбагрить настырную посетительницу. — Извини, — он сделал строгое лицо, — дела государственные...

Не успели воины вытолкать упиравшуюся Малашку, как порог переступил Соловей. Разбойником в свете новой должности, доверенной ему самим «папой», Соловья уже давно никто не называл.

— Беда, Ваше Царское Величество. Как бы лавки громить не начали. Мой приказ по сыску больше да по разбойным делам. Силенок совладать не хватит. Смекаю, ратников посылать надобно. Мужиков спасать.

— Мужиков? — выпучили глаза воевода с царем.

— Так бабы их бьют!

— Авдеич, распорядись, — с трудом выдавил из себя пораженный Иван, — сотникам поручи. Ты здесь еще нужен.

Никита Авдеевич исчез за дверью. Минуты две царь сидел, тупо уставившись в пространство.

— Ваше Царское Величество!

— А? Что? — встрепенулся Иван.

— Министр финансов прибыть изволили, — осторожно сообщили из-за двери, чуя, что державный не в духе.

— Давай его сюда! — проревел Иван.

Так хорошо день начинался, душевно, можно сказать, а тут чуть ли не бунт. Черт бы побрал эту Ягу с ее духовитыми фантазиями!

Чебурашка перевалился через порог и двинулся вперед, с трудом волоча за собой объемистый портфель, набитый отчетно-финансовой документацией. Следом шагнул Никита Авдеевич. Он дернулся было помочь, но вовремя остановился, вспомнив, что это небезопасно. За содержимое портфеля Чебурашка готов был биться насмерть и доверял его только царю-батюшке.

— Я тут Ягу навестил, — пропыхтел он, — вот, читай.

Чебурашка выдернул из портфеля свиток и передал его в царские руки. Иван поморщился. Если Яга страдала аллергией на кошачью шерсть, то он на грамоту, которой его с трудом обучили.

— Своими словами излагай.

Чебурашка своими словами излагать не стал.

— Указ, — внушительно сообщил министр финансов, — экстренный. — Он раскатал свиток и, откашлявшись для солидности, приступил к оглашению:

— "Мы, Иоанн вдовий сын, Государь всея Руси, сопредельных присоединившихся и неприсоединившихся стран, повелеваем:

Первое. Винокурням царским «Огненного дракона тройного ромашкового» производить спешно и не мешкая в десять раз больше супротив прежнего".

— Спятил?!! — завопил Соловей. — Ты на улицу выйди, посмотри, что твой ромашковый натворил!

— Я еще не закончил, — ледяным тоном произнес министр финансов. — "Второе. Мастерским стеклодувным приступить также спешно и не мешкая к изготовлению шкаликов расписных всевозможных форм и расцветок размером в десять раз меньше, а количеством в сто раз больше супротив прежнего.

Третье. Винокурням царским отпускать торговым людям русским шкалики «Огненного дракона тройного ромашкового» по цене в десять раз больше супротив прежней, а негоциантам да купечеству иноземному сии шкалики не отпускать вовсе.

Четвертое. Торговым людям разрешаем продавать «Огненный дракон тройной ромашковый» в любое время и в любом количестве всем людям русским, акромя купцов иноземных да негоциантов басурманских. А того, кто указ сей нарушит, вором объявлять да в разбойный приказ волочь. Али, еще лучше, сразу в суд, а то Горыныч последнее время скучать и худеть начал.

Подпись. Дата".

Все ошарашенно молчали.

— А ну дыхни! — неожиданно потребовал Иван.