Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

Я позавтракал миской хлопьев и апельсиновым соком из пакета. В школу я буквально рвался, и это меня пугало: дело было вовсе не в стимулирующей учебной атмосфере или встрече с новыми друзьями. Если уж говорить начистоту, я знал, что спешу в школу только для того, чтобы поскорее увидеть Эдит Каллен. А это страшная глупость.

Может, других девчонок и вправду заинтересовал новенький, но в том-то и дело, что Эдит – не Маккайла и не Эрика. Я прекрасно понимал, что мы играем в разных лигах. И всерьез опасался, что, насмотревшись на нее, буду до конца жизни лелеять несбыточные мечты. И если мне доведется проводить с ней больше времени – смотреть, как шевелятся ее губы, восхищаться ее кожей, слушать ее голос, – мне будет только тяжелее. Не знаю, стоит ли вообще доверять ей – зачем она соврала насчет линз?

Мне понадобилось как следует сосредоточиться, чтобы одолеть скользкую подъездную дорожку и остаться в живых. Возле самого пикапа я чуть не потерял равновесие, но ухитрился схватиться за боковое зеркало и устоял на ногах. Сегодня дорожки на территории школы превратятся в полосу препятствий… возможности опозориться практически безграничны.

По черному льду, покрывающему дороги, мой пикап передвигался, не доставляя мне проблем. Но ехал я очень медленно, не желая оставлять за собой полосу разрушений на Мейн-стрит.

Только выйдя из пикапа у школы, я понял, почему добрался до нее без приключений. Заметив какой-то серебристый блеск, я обошел машину сзади, на всякий случай держась за крыло, и осмотрел шины. Тонкие противоледные цепи, надетые на них крест-накрест, образовывали ромбы. Чарли поднялся ни свет ни заря, чтобы оснастить цепями мой пикап.

Я нахмурился и с удивлением заметил, что горло вдруг перехватило. Все должно быть совсем не так. Это мне следовало подумать о цепях и надеть их на колеса машины Чарли – если бы я знал, как это делается. Или, по крайней мере, я должен был помочь ему справиться с этой задачей. А вообще это не его дело…

Только чье же тогда? Его, конечно. Он же отец. Вот он и позаботился обо мне, своем сыне. Именно так, как пишут в книгах и показывают по телевизору, но меня не покидало странное ощущение, будто мой мир перевернулся с ног на голову.

Я стоял за пикапом, борясь с внезапной волной эмоций, которую вызвали цепи, когда вдруг услышал странный звук.

Это был пронзительный скрип, и как только я заметил его, он стал оглушительно громким. Я удивленно вскинул голову.

А потом увидел все и сразу. Но не как в кино, в замедленной съемке: видимо, из-за выброса адреналина мой мозг заработал гораздо быстрее, и я сумел уловить картину целиком во всех подробностях.

Эдит Каллен стояла на расстоянии четырех машин от меня, в ужасе приоткрыв рот. Ее лицо выделялось из целого моря лиц, на которых застыло одинаковое выражение шока. А темно-синий фургон, который занесло юзом, с заблокированными колесами под визг тормозов волчком крутился на обледенелой стоянке. Удар по заднему углу моего пикапа был неминуем, а на пути фургона, между ним и пикапом, стоял я. И времени не было даже на то, чтобы закрыть глаза.

Но за мгновение до того, как я услышал скрежет, с которым крыло фургона сложилось, огибая угол кузова пикапа, что-то с силой ударило в меня, но не с той стороны, откуда я ожидал. Моя голова стукнулась о покрытый льдом асфальт, я почувствовал, как что-то твердое и холодное пригвоздило меня к нему. Оказалось, я лежу за бежевой машиной, возле которой припарковался. Но больше я ничего не успел заметить, потому что фургон снова приближался. Со скрежетом обогнув пикап, он, продолжая скользить и вращаться, вновь угрожал наехать на меня.

– Давай!

Слова я различил с трудом, но голос, который их произнес, не узнать было невозможно.

Две тонкие белые руки рывком выдвинулись вперед, и фургон, содрогнувшись, остановился на расстоянии фута от моего лица, бледные ладони пришлись точно по размеру глубокой вмятины на боку фургона.

А потом руки задвигались так стремительно, что расплылись в воздухе. Одна схватилась снизу за кузов фургона, и одновременно что-то потащило меня прочь, пока наконец мои ноги не были перекинуты, словно тряпичные, на другое место, где задели шину бежевого автомобиля. Глухой стук металла и звон резанули уши, и фургон с лопнувшим стеклом наконец застыл на асфальте – на том самом месте, где за мгновение до этого лежали мои ноги.

Секунда гробовой тишины тянулась бесконечно, а потом раздался визг. В этом внезапном хаосе я слышал, как сразу несколько голосов повторяют мое имя. Но гораздо отчетливее, чем эти вопли, я различил приглушенный, но отчаянный возглас Эдит Каллен прямо над моим ухом: