Рейнбоу Рауэлл - Так держать!

Я взмахиваю рукой в сторону Леса за ее спиной – горит он очень даже хорошо.

Она резко вздергивает голову. Губы искривляются в улыбке. Дриада перекладывает зонтик на другое плечо.

– Хорошо, – присвистывает она.

– Что – хорошо?

– Если мы увидим твоего красавца-кровососа, то скажем ему, что ты его ищешь.

– Это мало поможет.

– Тогда мы скажем золотцу.

– Золотцу… Это я золотце?

Дриада морщит нос и трясет волосами, похожими на мох, с бутонами цветков.

– Тогда кто?

– Твоя золотая девочка. Его золотая девочка. Вашей зенице ока и вашему пороку.

– Зенице… Ты имеешь в виду Агату?

– Девочка-златоглавка.

– Вы скажете Агате, если увидите База?

– Да, – отвечает дриада, крутя зонтик. – Она нас успокаивает.

Я вздыхаю и тру лоб ладонью:

– Я спасал вас раза три, не меньше. Весь этот Лес. Ты же это знаешь?

– Что ты ищешь, Избранный?

– Ничего. – Я вскидываю руки и отворачиваюсь, пиная оказавшееся под ногой молодое деревце. – Ни-че-го!

Чего хорошего ждать от Туманного Леса?

Я иду по Лесу.

Я иду по полям.

Между занятиями я прочесываю школьную территорию, заглядывая в пустующие здания, открываю двери, которые давным-давно никто не открывал.

Иногда внутри Уотфорд кажется столь же большим, как обнесенная стеной территория вместе с прилегающими землями.

Там есть тайные комнаты, коридоры. Целое крыло может оказаться скрытым, а обнаружить его можно, только зная верное заклинание или имея подходящий артефакт.

Между вторым и третьим этажом Дормитория есть дополнительный этаж. Пенни называет его «дополнительный бонус». Он представляет собой эхо этажа, находящегося над ним. Там происходит то же, что и наверху, только день спустя.

Под крепостным рвом есть еще один крепостной ров.

И лабиринты на холмах.

И трое скрытых ворот, а мне удалось открыть только одни.

Иногда мне кажется, что я потратил свою жизнь на поиски карты или ключа, который сделал бы Уотфорд – весь мир магов – понятным.

Но всегда я нахожу лишь кусочки головоломки. Я словно оказался в темной комнате, а света хватает ровно настолько, чтобы увидеть один угол.

Почти весь пятый курс я провел в поисках База, блуждая по Катакомбам под Белой Часовней. Она расположена в сердце Уотфорда – это самое старое здание. Никто не знает, был ли Уотфорд изначально школой или чем-то еще. Может, магическим аббатством. Или поселением магов. Я склоняюсь к этой версии. Только представьте себе город-крепость, где волшебники живут вместе, практически под открытым небом. Своеобразная магическая община.

Катакомбы располагаются под Часовней и простираются еще дальше. Возможно, вниз ведут и другие пути, но я знаю только один.

На пятом курсе я заметил, как после ужина Баз периодически сбегает к Часовне. Я решил, что дело в каком-то коварном плане или заговоре.

Я следовал за Базом до Часовни, прошел сквозь высокую арку парадных дверей, которые никогда не запираются… Мимо алтаря, святилища и Уголка Поэтов… Сквозь тайную дверь и прямиком в Катакомбы.

Как и положено, Катакомбы навевают ужас. Агата ни за что бы туда не сунулась, а Пенелопа составляла мне компанию только поначалу, когда еще верила, что Баз что-то замышляет.

На пятом курсе она бросила это занятие. Как, впрочем, и перестала ходить со мной на футбольные матчи База. Или прятаться в коридоре под балконом, где Баз практикуется в игре на скрипке.

Но я не смог оставить все как есть. Ведь зацепки стали собираться воедино…

Кровь на манжетах База. Его умение видеть в темноте. Он возвращался в нашу комнату ночью и переодевался в пижаму, не включая света. Потом я обнаружил груду мертвых крыс в подвале Часовни, обескровленных и иссушенных, будто выжатый лимон.

Я был без сопровождения, когда наконец припер База к стенке. В глубине Катакомб, внутри Детской Усыпальницы. Le Tombeau des Enfants. Баз сидел в углу, а вдоль стен грудами, словно апельсины, лежали черепа.

– Ты нашел меня, – сказал он.

К этому моменту я уже вытащил меч:

– Я знал, что найду.

– И что теперь?

Он даже не поднялся. Просто отряхнул пыль с серых брюк и прислонился спиной к груде костей.

– Это ты мне скажи, что задумал, – проговорил я.

Баз лишь посмеялся. В тот год он постоянно смеялся надо мной, но сейчас казался унылым. Пламя от факелов отбрасывало оранжевые пятна на серые стены, а кожа База была по-прежнему белой как мел.

Я принял более удобную стойку, расставив ноги пошире и расправив плечи.