Лара Эдриан - Полночный поцелуй

– Вон он, уже идет, – указал Лукан, заметив силуэт вампира, двигавшегося от деревьев к машине.

Николай открыл дверцу и опустился на сиденье рядом с Тиганом. Он стянул черную маску, его голубые глаза возбужденно блестели.

– Плевое дело. Газораспределительная станция находится с западной стороны приюта. Может, кровососы газом и не обогреваются, но оттуда идет довольно разветвленная сеть.

Лукан поймал нетерпеливый взгляд Нико.

– Итак, мы попадаем внутрь, раскладываем подарочки и удаляемся…

Нико кивнул:

– Даете мне сигнал, и я запускаю искру в основную линию. К моменту, когда мы вернемся к машине, детонируют си-четыре [13] . И все выглядит так, будто взрыв произошел из-за утечки газа. А если в дело захотят вмешаться службы безопасности, то, думаю, граффити на стенах некоторое время будут водить их по ложному следу.

А воины тем временем смогут вплотную заняться своими врагами, главным образом тем П1, который, как подозревал Лукан, возглавил новый мятеж Отверженных. Взрыв штаб-квартиры должен будет заставить этого ублюдка выйти из тени.

Лукану не терпелось приступить к делу, а вернее, поскорее завершить его, он рвался в бункер, там ему нужно было решить другую проблему, касавшуюся его лично. Он оставил Габриэллу огорченной и растерянной.

И теперь Лукану следовало сказать ей то, о чем он не готов был не только говорить, но даже думать, особенно сейчас, когда сила собственных чувств ошеломила его.

Он выстраивал самые разнообразные планы – дерзкие, глупые, безнадежные.

А в машине воины проверяли оружие, застегивали молнии на сумках с C-4, настраивали наушники и микрофоны, чтобы оставаться на связи во время минирования приюта.

– Сегодня будет салют в честь Кона и Рио, – сказал Данте, пальцами в черных перчатках ловко щелкнув по угрожающе загнутому лезвию своего клинка и пряча его в ножны на поясе. – Пришло время мести.

– Верно, – подхватил Нико.

Воины приготовились к выходу, когда Лукан поднял руку.

– Стойте! – Его мрачный оклик пригвоздил всех к месту. – Вы должны кое-что знать. У нас впереди рискованное предприятие, и сейчас самое время сказать вам начистоту пару вещей… и каждый из вас должен дать мне обещание.

Лукан обвел взглядом воинов, с которыми сражался бок о бок и которые были ему как братья; казалось, так будет вечно. Они всегда считали его своим лидером, доверяли ему принятие самых сложных решений, зная его феноменальную способность избегать ошибок и просчетов.

Сейчас Лукан колебался, не зная, с чего начать. Он потер подбородок и резко выдохнул.

Гидеон, нахмурившись, с тревогой смотрел на него.

– Все хорошо, Лукан? Ты здорово пострадал в засаде. Если хочешь остаться…

– Нет. Дело не в этом, я в отличной форме. Мои раны залечены… благодаря Габриэлле, – сказал он. – Сегодня она и я…

– О черт, – улыбнувшись, произнес Гидеон, когда Лукан замолчал.

– Ты пил ее кровь? – спросил Нико.

– Она Подруга по Крови, – проворчал устроившийся на заднем сиденье Тиган.

– Да, она Подруга по Крови, – спокойно подтвердил Лукан. – И я намерен попросить ее стать моей навсегда.

Данте вытаращил глаза, а затем его губы медленно растянулись в улыбке.

– Мои поздравления, старина. Я серьезно.

Гидеон и Нико отреагировали примерно так же и одобрительно похлопали Лукана по плечу.

– Это не все, – продолжал Лукан.

Четыре пары глаз уставились на него, Тиган ждал с мрачной сосредоточенностью.

– То, что прошлой ночью сказала обо мне Ева… – Все, кроме Тигана, возмущенно загалдели, но, перекрывая их голоса, Лукан заговорил дальше: – Да, я согласен, ее предательство не имеет оправдания. Но то, что она сказала обо мне… это правда.

Данте прищурился:

– Ты о чем?

– О Кровожадности, – ответил Лукан. Слово повисло в мертвой тишине машины. – Есть у меня такая проблема. Возникла она давно. Я борюсь с ней по мере сил, но бывают времена, когда… – Лукан опустил голову, глядя в пол. – Не знаю, смогу ли я с ней справиться. Возможно, если Габриэлла будет рядом, у меня появится шанс. Я стану сопротивляться до последнего, но если я все же перейду грань…

Гидеон непристойно выругался.

– Этого не случится, Лукан. Из всех нас ты самый сильный. И всегда был таким. Тебя ничто не может сломить.

Лукан покачал головой:

– Я больше не могу притворяться, что моя болезнь находится под жестким контролем. Я устал. «Ничто не может сломить» – слишком громко сказано. Мне девятьсот лет удавалось притворяться, а Габриэлле потребовалось всего две недели, чтобы сорвать с меня эту маску. Она заставила меня посмотреть правде в глаза, увидеть себя таким, каков я есть на самом деле. То, что предстало моему взору, не очень мне понравилось, но я хочу быть лучше… ради нее.