Лара Эдриан - Полночный поцелуй

Сквозь плотный туман чудесного забытья она ощущала ускорявшиеся движения Лукана, содрогания его тела, затем раздался хриплый крик – и он затих.

Лукан резко разжал клыки, и сразу стало холоднее. Все еще паря в невесомости блаженства, все еще ощущая Лукана внутри, Габриэлла разомкнула тяжелые веки. Лукан нависал над ней, стоя на коленях, уставившись на нее остановившимся взглядом, – его губы были ярко-красными, волосы растрепались, глаза дико искрились ослепительным янтарным светом, кожа утратила болезненно-желтоватый оттенок, татуировки на плечах и груди стали темно-малиновыми.

– Что? – тревожно спросила Габриэлла. – С тобой все в порядке?

Лукан долго не отвечал.

– Господи, – его низкий голос непривычно дрожал, грудь тяжело вздымалась, – я думал, ты… Я думал, я тебя…

– Нет, – в ленивом блаженстве помотала головой Габриэлла. – Нет, Лукан, со мной все хорошо.

Она не могла разгадать напряженного выражения его лица, но он не дал ей и времени на это. Лукан отстранился от Габриэллы, продолжая смотреть на нее безумным взглядом.

Габриэлла ощутила холод и пустоту. Она села, зябко потирая плечи.

– Все хорошо, – заверила она Лукана. – Правда, все хорошо.

– Нет. – Лукан поднялся на ноги. – Нет. Это была ошибка.

– Лукан…

– Я не должен был допустить этого! – рявкнул он.

Сердце Лукана бешено колотилось, он не мог успокоиться.

Когда он, не отрываясь от шеи Габриэллы, почувствовал ее под собой, его охватил безумный, разрывающий на части страх. Она сказала, что доверяет ему, а он с каждым глотком крови ощущал мощные наплывы Кровожадности. Голос Габриэллы немного облегчал боль. Она была нежной и заботливой, ее прикосновения, ее непосредственные эмоции, само ее присутствие действовали на Лукана умиротворяюще, но зверь внутри него в любое мгновение мог вырваться из-под контроля.

Доверие Габриэллы давало ему силы.

В какой-то момент он осознал, что она от него уплывает, и испугался…

Господи, как же он испугался: неужели он перешел грань и убил ее?

Страх до сих пор продолжал сжимать Лукана в своих холодных тисках. Вопреки всему его сопротивлению и попыткам отдалиться от Габриэллы, он принадлежал ей. Габриэлла владела им: его телом, душой – всем. И не потому, что наполнила его своей кровью, которая залечила раны и дала силы. Лукан связал себя с ней задолго до этого момента, но осознал это только сейчас, когда он испугался, что потерял ее.

Он любил ее.

До глубины своей мрачной одинокой души он любил Габриэллу.

И хотел, чтобы она разделила с ним его жизнь. Эгоистично подвергая ее опасности, он хотел, чтобы Габриэлла оставалась с ним до конца его дней.

Эти мысли не давали Лукану покоя и заставляли его бродить по коридорам, хотя ему нужно было идти в лабораторию. У него подкосились ноги.

– Эй, осторожней. – Данте подхватил падающего Лукана. – Черт возьми, ты словно из ада вырвался.

Лукан не мог говорить. Слова застревали в горле. Но Данте слова и не были нужны. Лицо Лукана, выросшие клыки… Данте уловил запах крови и секса. Он тихо присвистнул, неподдельное удивление мелькнуло в глазах воина.

Три часа спустя, когда ночь вступила в свои права, Лукан с воинами – все при полном вооружении – сидели в черном мини-вэне, припаркованном в полумиле от заброшенного приюта.

Фотографии Габриэллы оказались крайне полезными при планировании рейда. Благодаря им воины получили представление о внешнем виде здания, внутренних помещених, включая бойлерную, узнали о подвале, различных коридорах и лестнице, нескольких возможных входах. Габриэлла умудрилась даже заснять несколько видеокамер наблюдения, которые, как только воины проникнут в приют, нужно будет сразу же вывести из строя.

– Самое простое – попасть внутрь, – сказал Гидеон, когда они перед самым выходом еще раз обсуждали основные моменты операции. – Я отключу камеры в подвале, но заблокировать сигнал еще двух дюжин наверху, не растревожив кровососов, довольно сложно.

– А как люди-то растревожатся. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов, – сказал Данте. – Ну что Нико так долго возится с этим газопроводом?