Фрол Владимиров - Пепел Клааса

Клаас быстро проходит парк, минует концертную площадку, мемориал сочинским медикам времён Великой отечественной войны, мозаичную голову архивождя, который сегодня снисходительно разглядывает полуголых девиц, выплясывающих на передвижной рекламной платформе бара «Восьмое небо», он минует кафе «Кружка» и могучие подъёмные краны порта. С этими местами связано много воспоминаний, которых Клаас старается избегать. Приятное начинается на площади перед почтамтом. Какой огромной она представлялась ему когда-то. В городе, натянутом вдоль единственного проспекта, зажатом между горами и морем, не хватает открытых пространств. А этот пятачок, хоть и уступает размерами площади перед Зимним Театром, всё же кое-как разряжает сутолоку. Эдик обычно пересекал площадь в спешке и направлялся к двухэтажному ящику, чтобы отправить или получить бандероль. Вырвавшись из загроможденных магазинами тесных улочек и слипшихся на центральных проспектах автомобильных пробок, он вдруг попадал в точку свободы, где можно задрать голову и некоторое время не видеть ничего, кроме неба и облаков.

Справа доживает свои дни назначенный под снос кинотеатр — здание из стекла и бетона с ностальгическим названием — «Спутник». Клаасу запомнился фильм об инопланетной цивилизации, который он смотрел в «Спутнике» с приятелем несколько лет назад. После сеанса они гуляли до утра, потягивая пиво из бутылки и рассуждая о возможности вступить в контакт с «чужими». Ту беседу Эдик воспринимает теперь как доказательство зависимости рассудка от эмоций. Кто бы мог вести подобные разговоры при дневном освещении среди толп народа, или даже в одиноком кафе? Но предрассветное небо у моря было таким близким, что, казалось, стоит протянуть руку, и какая-нибудь звезда останется жгучей льдинкой на кончике пальца. В такие ночи возможны и межпланетные контакты и даже межличностное счастье.

— Мне всё-таки кажется, что нами управляют… — говорил друг, открывая пивную бутыль. — Когда в окружение под Шали попал, думал все, п****ц… А в душе знал, что выберусь, и домой приду целый, с руками, с ногами… Я на рожон не лез, но и от пуль не бегал… Страшно было, п****ц как…. Да что я тебе рассказываю, ты, будто этого говна не нахлебался… Но вот знал ведь, что выживу, на сто процентов знал… И сейчас тоже бывает: еду в машине, думаю о чем-то своём: х**к, по радио песня — точно в тему! Я сначала думал: совпадение, показалось там, знаешь как… Потом, смотрю, эта х***я продолжается… И всё в кассу! Я теперь этими подсказками пользуюсь. Ничего, нормально. Работает…

— Эти подсказки просто твои мысли отражают, — ответил Клаас. — О чём думаешь, такие и подсказки получаешь. Это всё работает, но не в том смысле, что кто-то управляет. Мне вот кажется иногда, что я не отсюда. То есть да, здесь и ещё где-то. Как будто часть меня в каком-то другом измерении существует.

— Это как? Ты сам что ли себе эти подсказки подаёшь?

— Что-то вроде того.

— Да ты гонишь, Эдик! Ты сейчас вот сидишь на море и пьёшь пиво. Как ты можешь себе что-то подсказывать, когда сам не знаешь, что с тобой через секунду случится. Вот ё***т сейчас кирпич по голове и всё, п****ц.

— Я задолбался тебе объяснять: нет никакого «здесь» и «сейчас». Сознание твоё так устроено, что ты обо всём думаешь, как о существующем где-то и когда-то.

— Нет, я эту философию не догоняю.

— Хорошо. Вот когда ты спишь, и снится тебе чего-нибудь, где ты находишься?

— Где заснул, б***ь, там и нахожусь, — расхохотался приятель. — Или куда донесут, б***ь. Позавчера после синьки прямо на пляже упал. Просыпаюсь, ни х*я ни понятно: ночь, от моря перегаром пасёт, вокруг народ дуплится. Где я? Что я?

Приятель глотнул пива.

— Я не про то! — перебил Клаас. — Во время сна, где ты находишься? Что тебе снится?

— Да х***я всякая обычно. Не знаю, где нахожусь. Какая разница, это же сон, всё ж ненастоящее.

— Почему ты так в этом уверен? Может, наоборот, во время сна ты думаешь, что это мол настоящая жизнь, а та, наяву, — чушь.

— Ну ты загнул!

— А почему нет?

— Да потому, что если во сне тебя прирежут, п****ц придёт и наяву и во сне.

— Откуда ты знаешь? А может ты в той яви останешься? Сейчас у тебя две жизни, одна во сне, другая — наяву, а так будет одна.

— Ты йог, Эдик, я тебе говорю, чистый йог!

Приятель с досадой оглядел опустевшую бутыль.

— Ну а почему так не может быть? С чего ты взял, что мы живём только наяву?

— Потому что снится обычно вся та х***я, которая наяву с тобой происходит.