Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Не в состоянии больше сопротивляться, Вирджиния встретилась с ним взглядом. Глаза, смотревшие на нее, отнюдь не принадлежали дьяволу; они были глуповатыми, даже комичными, а вялый рот подтверждал это впечатление. Внезапно она перестала бояться. Это не демон. Это всего лишь галлюцинация, вызванная усталостью и таблетками, и он не причинит ей вреда. Единственная опасность состояла в том, что она может повредить самой себе, если начнет отбиваться от галлюцинации.

Бак почувствовал, как сопротивление Вирджинии слабеет.

— Вот и умница, — произнес он. — Ты ведь хочешь, чтобы я немножечко позабавил тебя, верно, Джинни?

Он не был уверен, что она слышит его, но это дела не меняло. Он продемонстрировал свои намерения: выпустив ее руку, провел ладонью по груди Вирджинии. Она вздохнула, в ее прекрасных глазах появилось обеспокоенное выражение, но Вирджиния даже не пыталась сопротивляться.

— Ты не существуешь, — сказала она невыразительно. — Ты порождение моего мозга, как сказал Джон. Все из-за таблеток.

Бак решил: пусть женщина бормочет, что ей угодно, раз это делает ее более сговорчивой.

— Ведь это правда, не так ли? — спросила она. — Ты не существуешь, верно?

Он ответил очень вежливо.

— Разумеется, — сказал он, продолжая ласкать ее. — Я — твой сон, вот и все.

Казалось, ответ удовлетворил ее.

— Не стоит сопротивляться, правда? — спросил он. — Я побуду с тобой и уйду, ты даже не заметишь.

В конторе управляющего никого не было. Из задней комнаты раздавались звуки телевизора Гир решил, что Эрл где-то поблизости. Он вышел из номера вместе с девушкой, что принесла воду со льдом, и они вряд ли отправились гулять в такую погоду. Гром уже гремел почти над головой. Гиру нравился этот грохот и фейерверк молний. Это соответствовало его ощущению момента.

— Эрл! — проорал он, пробираясь через конторку в комнату с телевизором.

Полуночное кино подходило к концу, звук был оглушительно громким, фантастический зверь неизвестной породы почти сокрушил Токио, граждане разбегались, испуганно вопя. Перед этим картонным апокалипсисом в кресле спал пожилой человек. Его не могли разбудить ни крики Гира, ни раскаты грома. Бутыль со спиртным, которую он нежно баюкал на коленях, накренилась в его руке, и жидкость пролилась на штаны. От этой сцены несло бурбоном и развратом. Гир запомнил ее, чтобы использовать в проповедях.

Из конторы потянуло холодом. Гир обернулся, полагая, что кто-то вошел, но никого за спиной не обнаружил. Он всмотрелся в пространство. Всю дорогу до конторы его не оставляло ощущение, будто за ним кто-то следит. Он оглядывался, но никого не видел. Он отбросил подозрения. Подобные страхи присущи старикам и женщинам, которые боятся темноты. Он прошел между спящим пьянчугой и руинами Токио к закрытой задней двери.

— Эрл! — позвал он. — Ответь мне.

Сэди наблюдала, как Гир открыл дверь и шагнул в кухню. Его напыщенность забавляла ее: откуда столь мелодраматическое поведение в наш просвещенный век? Ей никогда не нравились церковники, но этот экземпляр особенно раздражал: под его благочестием скрывалось нечто большее, чем обычная нетерпимость. Он раздражен и непредсказуем, и ему очень не понравится то, что он увидит в комнате Лауры-Мэй. Сэди уже была там и наблюдала за любовниками, пока их страсть не распалила ее. Тогда она вышла под дождь, чтобы немного остыть. Появление проповедника вернуло ее туда, откуда она вышла; она боялась, что при любом повороте событий эта ночь вряд ли окончится хорошо.

Войдя в кухню, Гир опять закричал. Он явно наслаждался звуками собственного голоса:

— Эрл! Ты слышишь? Меня не проведешь!

В комнате Лауры-Мэй Эрл пытался одновременно сделать три дела. Во-первых, поцеловать женщину, с которой только что занимался любовью. Во-вторых, натянуть штаны, еще мокрые после дождя. И в-третьих — придумать благовидный предлог для объяснения своего пребывания здесь, если Гир ворвется в комнату.

Но справиться с тремя задачами ему не удалось. Его язык все еще касался нежного рта Лауры-Мэй, когда дверь распахнулась.

— Я нашел тебя!

Эрл прервал поцелуй и повернулся навстречу гневному голосу. Гир стоял в дверном проеме, его мокрые волосы облегали голову серой шапкой, лицо пылало яростью. Свет, который отбрасывал затянутый шелком абажур возле кровати, делал его фигуру массивной. В глазах Джона пылал маниакальный огонь пророка Эрл уже слышал от Вирджинии о вспышках его божественной ярости, о сломанной мебели и переломанных костях.