Василий Гавриленко - Бремя Мертвых

Троглодит вдруг начал раскачиваться, издавая невнятные звуки. Это что — песня? Этот урод поет!

Среди какого-то бульканья, издаваемого бородачом, Димка различил слова:

Рука троглодита потянулась к связке с крысами. Димка смотрел, затаив дыхание. Заскорузлые пальцы вцепились в тушку животного.

Мальчик смутно догадывался, что сейчас произойдет, но когда ЭТО произошло, Димку чуть не вырвало.

Троглодит сорвал крысу с веревки, откусил ей голову и принялся жевать. Он ел крысу с явным удовольствием, причмокивая и жмурясь. По бороде побежала красноватая струйка.

Димке стало дурно: закружилась голова и в желудке начались какие-то спазмы. Бородач явно увлекся своей жуткой трапезой и не смотрел на мальчика.

Нужно бежать отсюда. А то будет поздно.

Димка мысленно досчитал до трех и сделал маленький шажок к выходу.

— КУДА?!

Это был не крик, но рев: нечеловеческий, звериный. Бородач в ярости отбросил в сторону крысу, хрустко шмякнувшуюся о стену, и бросился к Димке. Мальчик завопил от ужаса, попытался вывернуться: тщетно! Пахнущие мочой пальцы вцепились ему в лицо, оттолкнули со страшной силой. Димка полетел назад, врезался головой в холодильник. Свет погас.

Как больно. Словно в голове сидят гномы и долбят, долбят, долбят мозг своими молоточками и кирками. Тук-тук. Тук-тук-тук.

Димка открыл глаза. Кто-то стоит над ним. Огромный, темный, а над головой горит электрическая лампочка.

— Папа! Папа, не бей. Я больше не буду.

Мальчик заслонил лицо руками. Услышал голос, точно со дна колодца.

— Эй ты, поднимайся.

— Папа, не бей!

Сильные руки вцепились ему подмышки. Рывок — и вот уже Димка стоит, пошатываясь, около холодильника. Перед ним — тот самый троглодит. Борода, низкий лоб. Только вот глаза уже не такие дикие.

Сейчас этот человек его убьет. Ну и пусть. Димка улыбнулся, ноги подкосились.

— Да стой же ты.

Мальчик почти и не почувствовал, как его подняли и перенесли на кровать.

Троглодита зовут Егором. Вернее, Егором — угрюмым, глупым и сердитым бомжом, — он бывает до тех пор, пока не становится Валечкой. Валечка обыкновенно сидит на кровати, таращась в стену и меланхолично пожирая крыс. Порой он начинает петь песни с детского утренника или кричать отвратительным голосом: «Я — Валечка». А еще Валечка бьет Димку, накрепко привязанного к стене за лодыжку. Бьет всегда, когда появляется. С остервенением. Ни за что.

Есть здесь нечего, кроме крыс и того мяса, что лежит в холодильнике.

В холодильник Димка заглянул на второй день пребывания у Егора и Валечки. Там лежал разрубленный на куски человек. Заиндевелая голова с набитым снегом ртом таращилась остекленевшими глазами из морозильника. Остальное части лежали внизу в лужицах черной крови. Димка даже не понял, женщина это или мужчина. С этого момента мозг мальчика неотступно сверлила мысль: кто же убил человека из холодильника? Егор или Валечка?

Егор ничего не ест и, наверное, давно умер бы от голода, если бы не Валечка, который пожирает крыс.

А у Димки нет своего Валечки. Мальчик заплакал, зашевелился в своем уголке.

— Егор.

Позвал с опаской: вдруг сейчас перед ним не Егор, а Валечка? Бородач покосился на мальчика.

— Егор, я хочу есть.

Рыдания подступили к горлу жестким, колючим комком.

— Отпусти меня, Егор.

Троглодит поскреб ручищей бороду, каркнул:

— Зомби сожруть.

— Пусть сожрут! Пусть!

Зомби — не страшно. Даже Валечка — не страшно. Страшно есть крыс.

Мальчик перегнулся, желудок скрутило, как тряпку, но рвоты не было.

— Наверху еда… — пробормотал Егор.

— Да, конечно, — затараторил Димка лихорадочно. — Там еда, Егор. В магазинах, в супермаркетах. Колбаса, хлеб, консервы, сосиски, конфеты…

На каждое наименование продовольствия желудок мальчика отзывался коротким рыком, как какой-нибудь зверек.

— Коньфеты, — причмокнул Егор.

Димка прекратил перечислять знакомые продукты.

— Да, Егор, да! Там конфеты! Много-много! Сосательные и шоколадные. И батончики. Сколько хочешь!

— Коньфеты, — по подбородку Егора потекла слюна.

Он поднялся. Сердце Димки забилось, как пойманный карась. Неужели, отпустит?

Егор полез под кровать, загремел какими-то железками, зашуршал пакетами. На подошве левого ботинка — большая дыра, сквозь которую просвечивает голая пятка.

Троглодит вынырнул, обвешенный пыльной паутиной. В руках — моток телевизионного кабеля.