Анна Зимова - Ходячие. Второй шаг

– Зачем вам этот дурацкий камень? – прошептала Каролина.

– Неужели вы думаете, что я намереваюсь его продать или выменять на что-нибудь? Упаси вас бог от такой мысли, дорогая Каролина. Камень этот для меня ценен сам по себе. Просто, понимаете, некоторыми предметами искусства не жертвуют ни при каких обстоятельствах. Какими бы сложными ни были времена. Этот бриллиант, который вы изволили назвать «дурацким», – подлинный шедевр.

– Можно что-нибудь пожрать? – раздался голос из кухни.

– Вот вы, Виктор, – худощавый погрустнел, – совершенно никудышный гость. Места занимаете много. Поддержать беседу на сколько-нибудь интересную тему не можете. Манерами обладаете самыми чудовищными. Жрать вот, как вы изволили выразиться, постоянно хотите. И почему мы с вами коллеги?

– Я сутки не жравши.

– Проявите уважение к хозяевам. Возможно, они тоже голодны. И не мучайте хозяйку просьбами, а самостоятельно приготовьте какое-нибудь питательное блюдо. Накройте стол и пригласите нас. А не кричите через всю квартиру: «жрать».

– Могу сварить пельмени.

– Вот как можно накопить такую массу тела и совсем не позаботиться о мозге? Тратить воду на варку пельменей! Вы что, нашли скважину на кухне? Или вы намеревались использовать воду из-под крана и убить нас всех? Прошу вас, подумайте хорошенько и найдите что-нибудь более подходящее. Консервированные белки. Углеводы в вакуумной упаковке. Не транжирьте воду.

– Есть хлопья и йогурт, – в кухне чавкнула дверца холодильника.

– Совсем другое дело. И предложите хозяевам. Нашему Валентину сейчас как никогда важно съесть что-нибудь легкоусвояемое. Всеволоду для роста тоже нужны витамины и питательные вещества. – Гость снова попытался погладить Севу по голове, но безуспешно: – Ты же любишь йогурт, Сева?

– Нет! – выпалил мальчик и вскочил.

– Йогурт полезен.

– Ешьте сами свой йогурт! Я вас слушаться не буду. Вы мне никто! Вы били папу! Я слышал! Вы сказали, что он упал, но я все слышал. Я знаю, что вы его били!

Каролина попыталась усмирить сына, притянуть его к себе, но Севе, видимо, попала вожжа под хвост.

– Пусть проваливает! – кричал ребенок, капризно топая ногой. – Он плохой. Он мне не нравится! И тот, с шишкой, пусть тоже уходит. Почему они у нас сидят?

Мать и отец лишь затравленно переглянулись.

– Ничего-ничего, я все понимаю. Ребенок устал и хочет спать. Столько стрессов, а тут еще мы, – гость даже не нахмурился. – Всеволод, если ты надумаешь поесть, мы будем рады видеть тебя на кухне.

– Сыночка, ты бы все-таки поел, – тихо попросила Каролина, но Сева уселся в кресло с таким видом, что стало понятно – никуда он не пойдет и есть ничего не будет. Он даже поднял книжку «Теремок» и стал листать ее с нарочитым интересом.

У Каролины выступили слезы, но сын этого не замечал. Кроме йогурта и хлопьев, обладатель огромного нароста на голове выставил на стол початую бутылку водки, увидев которую, гость поначалу сморщился.

– Хотя одна рюмочка вреда нам не причинит, – заявил он наконец и махнул рукой: разрешаю.

Они выпили по две рюмки в полной тишине. Закусили. Каролина не чувствовала вкуса пищи и даже вкуса водки, которую обычно терпеть не могла. Когда она вернулась в гостиную с огромным бутербродом для Севы, мальчика там уже не было. На диване валялся мятый плед. Заглянув в диван, Каролина бросилась в прихожую и, еще даже не успев коснуться двери, поняла – не заперта, просто прикрыта. Только тогда она закричала.

Глаза постепенно привыкали к темноте. Вскоре выяснилось, что кое-что в контейнере разглядеть все-таки можно. Свет пробивался лишь через тонкую, с волосок, щель двери, но даже его оказалось достаточно, чтобы видеть очертания предметов, ящики, на которых они сидели, даже крупные буквы в заголовках газет, устилавших пол. В металлическом контейнере было так жарко, что на какое-то время он потерял сознание. Это оказалось приятно, как заснуть. Он даже видел сон, наполненный прохладной водой. Вода была всюду, текла вокруг него по земле, струилась с неба, но на него не попало ни капли.

Хорошо, что никто не заметил, как он отключился. Он никогда не доверял этим людям.

Сначала все молчали и старались не шевелиться, боясь обнаружить себя. От сидения в неудобной позе затекла шея и, когда он стал крутить головой, хрустнула так, что звук вполне могли услышать снаружи.

Первый приступ страха накатил приблизительно через час заточения. Вдруг, без особых на то причин, ему стало казаться, что все они думают сейчас именно о нем. Глаза, едва различимые к темноте, смотрели не отрываясь. Он вдруг осознал – эти люди могут общаться, читая мысли друг друга. Они – единокровные. Они – родня. А он в этом контейнере совершенно чужой. Их кровь не похожа на его кровь.