Клайв Баркер - Проклятая игра

— Продолжай, — просила она. — Пожалуйста, продолжай.

Она танцевала на нем. На сгибах ее бедер мерцал свет, с них катились капли сверкающего пота.

— Да… да… — ответил он, забывая о чужом голосе.

Кэрис взглянула на Марти, когда приближение опасности отразилось на его лице, и сквозь все сложности собственных мерцающих ощущений снова почувствовала второй разум. Этот червь в ее разбухающей голове рвался вперед, его тошнота загрязняла зрение. Кэрис боролась с ним.

— Уходи, — произнесла она, задыхаясь. — Уходи.

Но червь хотел победить ее, победить их обоих. То, что раньше казалось странным, теперь затаило злобу. Оно собиралось испортить все.

— Я люблю тебя, — сказала она Марти, отвергая вторжение чужого. — Я люблю тебя, я люблю тебя…

Пришелец внутри нее дернулся от ярости и стал еще злее, потому что Кэрис помешала ему. Марти был неприступен — на пределе страсти, слепой и глухой ко всему, кроме наслаждения. Он застонал и кончил, и Кэрис вслед за ним. Это вытеснило мысли о сопротивлении из ее головы. Где-то вдали она слышала шепот Марти:

— О боже… Детка… Детка…

Но он был в другом мире. Они не объединились даже сейчас: Кэрис пребывала в своем экстазе, Марти — в своем, и у каждого — собственная гонка за наслаждением.

Неуправляемый спазм потряс Марти. Потом он открыл глаза. Кэрис сидела, закрыв руками лицо.

— Ты в порядке, детка? — спросил он.

Когда ее глаза открылись, ему пришлось закусить губу, чтобы не вскрикнуть. Это была не Кэрис. Кто-то чужой смотрел на него сквозь решетку пальцев — какое-то первобытное создание, всплывшее со дна моря; черные косящие глаза с серыми зрачками уставились на Марти, и он чувствовал в них нутряную ненависть.

Галлюцинация длилась лишь два удара сердца, но он успел взглянуть на тело девушки и снова — в ее лицо, встретив тот же взор.

— Кэрис?

Ее веки затрепетали, веер пальцев сомкнулся на лице. Безумный момент; Марти замер, ожидая возвращения. Ее руки упали, лицо изменилось. Нет, конечно, это она, только она. Она здесь, она улыбается ему.

— Ты в порядке? — поинтересовался он.

— О чем ты думаешь?

— Я люблю тебя, детка.

Кэрис что-то пробормотала и упала на него. Они полежали так несколько минут, пока его член уменьшался в остывающей смеси их телесных жидкостей.

— Как ты? — спросил он немного спустя, но девушка не ответила. Она спала.

Марти осторожно подвинулся и выскользнул из-под нее. Кэрис лежала около него, ее лицо было бесстрастно. Он поцеловал ее груди, лизнул ее пальцы и уснул мертвым сном рядом с ней.

Мамолиан чувствовал тошноту.

Эта женщина — нелегкая добыча, несмотря на все сентиментальные претензии на ее душу. Но можно было ожидать, что она окажется сильной. Она из породы Уайтхеда — крестьянская кровь, воровская кровь — хитрая и грязная. Она не знала, что делает, но поборола его той самой похотливостью, какую он не выносил.

Однако слабости — а у нее их много — делают ее уязвимой. Мамолиан использовал героин, чтобы получить доступ к Кэрис, пока та мирно покоилась в точке безразличия. Наркотики искривили ее восприятие, что сделало вторжение менее заметным. Ее глазами Мамолиан видел дом, ее ушами слушал, бестолковые разговоры здешних обитателей, вместе с ней чувствовал — с отвращением — их одеколоны и их напыщенность. Она была превосходным шпионом, живущим в самом центре вражеского лагеря. Проходили недели, и ему становилось все легче проскальзывать в нее и выходить незамеченным. Это сделало его беспечным.

Беспечно не осматриваться перед прыжком и проникать в ее голову, не проверив, чем она занимается. Он даже не предполагал, что может застать ее с телохранителем, а когда понял, то было поздно: он уже разделял их смехотворное исступление, заставившее его содрогнуться. Он не повторит такой ошибки.

Он сидел в пустой комнате пустого дома, купленного для себя и для Брира, и пытался забыть пережитую бурю и взгляд Штрауса, брошенный на девушку. Увидел ли этот громила его лицо за ее лицом? Кажется, да.

Впрочем, не важно; никто из них не останется в живых. Умрет не только старик, как Мамолиан планировал вначале. Все прочие: его прислужники, его холопы, — все пойдут в расход вместе с хозяином.

Воспоминания о напоре Штрауса не оставляли Европейца Мамолиан испытывал неутолимое желание очиститься. Стыд и отвращение терзали его.

Он слышал, как Брир ходит внизу — готовиться сотворить или уже сотворил очередное злодеяние. Мамолиан сосредоточился на чистой стене напротив, но, сколько ни пытался избавиться от перенесенной травмы, все еще чувствовал вторжение: пульсацию в голове, жар совокупления.