Клайв Баркер: Проклятая игра

Поэтому рассказ о мастере карточной игры, который появляется из ниоткуда, вызывает на поединок любого желающего и неизменно побеждает, вор счел обычной байкой. Однако настойчивость, с которой повторяли эту апокрифическую легенду, внушала смятение. Она не исчезала, чтобы уступить место новой, еще более нелепой сказке. Она постоянно упоминалась в беседах на собачьих боях, в сплетнях, в настенных надписях. Более того: имена менялись, но факты сохранялись. В конце концов вор начал подозревать, что сплетня содержит долю истины. Возможно, где-то в городе и вправду есть великолепный карточный игрок. Не абсолютно непобедимый, конечно, так не бывает. Но если этот игрок действительно существует, он действительно особенный. Истории о нем сопровождались предостережениями, похожими на выражение благоговения. Солдаты, будто бы видевшие, как он играет, рассказывали о его изяществе, о почти гипнотической безмятежности. Они отзывались о Мамолиане, как крестьяне о барине, и вор, никогда не признававший ничьего превосходства, испытывал непреодолимое желание разыскать и развенчать карточного короля.

Однако помимо основной картины, составленной из разнообразных домыслов, здесь было кое-что еще. Чтобы отделить правду от лжи, вор решил отыскать того, кто на самом деле встречался с Мамолианом за карточным столом.

Поиски такого человека заняли две недели. Константин Васильев, младший лейтенант; по слухам, он проиграл Мамолиану все, что имел. Русский был огромен, как бык. Вор чувствовал себя гномом рядом с ним. Обычно большие люди обладают мощной энергией, способной питать их анатомию, однако Васильев казался полностью опустошенным. Если он когда-то и имел мужество, то сейчас его совсем не осталось. Он походил на беспокойного и слабого ребенка.

Потребовался час уговоров, добрая половина бутылки водки с «черного рынка» и полпачки сигарет, чтобы Васильев перестал отвечать односложно. Когда русский решился на откровения, они хлынули потоком — исповедь человека на грани полного духовного распада. В его рассказе слышались жалость к самому себе и злость, но больше всего — страх. Васильев не помнил себя от ужаса. Вор был весьма впечатлен — не слезами отчаяния, а тем, что безликий картежник Мамолиан сумел сломить сидящего напротив гиганта. Под маской утешения и дружеских советов вор старался выжать из русского всю информацию, какую тот мог предоставить; он выискивал любую значимую деталь, чтобы облечь в плоть и кровь интересовавшую его химеру.

— Ты говоришь, он побеждает без единого проигрыша?

— Всегда.

— Ну а что у него за метод? Как он передергивает?

Васильев оторвался от созерцания голых плит паркета на полу.

— Передергивает? — недоверчиво переспросил он. — Он не шельмует. Я играл в карты всю жизнь. И с лучшими, и с худшими. Я знаю все трюки, на какие способен человек. Но я говорю тебе, что он играет честно.

— Самый удачливый игрок хоть раз да проигрывает. Законы случая…

Выражение искренней радости появилось на лице Васильева, и вор на миг увидел того человека, что обитал в этой крепости, пока не рухнул в пропасть безумия.

— Законы случая для него ничто. Ты не понимаешь? Он не такой, как ты или я. Как может человек всегда выигрывать, не имея власти над картами?

— Ты веришь в такое?

Васильев приподнял плечи и снова тяжело опустил их.

— Для него, — произнес он почти созерцательно в состоянии крайнего уныния, — победа это красота. Это как сама жизнь.

Его глаза вернулись к бессмысленному блужданию по грубой фактуре паркетных плит, пока вор укладывал в голове его слова: «Победа это красота. Это как сама жизнь». Весьма странная речь, трудно ее понять. Пока он пытался уяснить значение слов, Васильев придвинулся ближе. Его дыхание было наполнено страхом, его огромная рука теребила рукав вора. Он проговорил:

— Я уже готов к отправке, тебе не сказали? Через несколько дней я буду далеко отсюда. Я получу награду, когда вернусь домой. Вот почему меня так быстро отправляют: потому что я герой, а герои получают то, что им нужно. Я уеду, и он никогда не найдет меня.

— А зачем ему искать тебя?

Рука, ухватившаяся за рукав, сжалась в кулак. Васильев притянул вора к себе:

— Мне нечем отдать ему долг, я проигрался в пух и прах. Если я останусь, он убьет меня. Он уже убил других. Он и его приятели.

— Он не один? — удивился вор.

Он думал, что игрок обходится без помощников. Их наличие не вязалось со сложившимся образом.