Клайв Баркер - Проклятая игра

Только одно событие задержало их. За двадцать миль до Оксфорда они услышали рев сирен и заметили впереди мигающие голубые огни, сообщавшие об аварии. Поток машин замедлился; он напоминал процессию плакальщиков, которые останавливаются, чтобы прикоснуться к гробу.

Автомобиль, следовавший по левой полосе, пересек разделительный бордюр и столкнулся лоб в лоб со встречным фургоном. Правая полоса была полностью перегорожена обломками и полицейскими машинами. Пришлось сворачивать на обочину, чтобы объехать место катастрофы.

— Что там такое? Вам видно? — спросил Лютер, который был слишком занят тем, что лавировал в потоке по указаниям регулировщика.

Марти постарался описать сцену как молено подробнее.

Человек с окровавленным лицом (словно кто-то разбил большое яйцо с кровью у него на голове) стоял посреди хаоса, остолбенев от шока. Позади него группа людей — полиция и, по-видимому, спасенные пассажиры — суетилась вокруг изуродованной передней части автомобиля и пытались заговорить с кем-то, запертым на месте водителя. Сгорбленная фигура за рулем была неподвижна. Когда они проползли мимо, одна из пострадавших, чье пальто было забрызгано кровью — своей собственной или водителя? — отвернулась от машины и зааплодировала По крайней мере Марти именно так воспринял ее жест — хлопки ладонью о ладонь. Казалось, женщина пребывает в том же заблуждении, в каком недавно пребывал и сам Марти: будто происходящее — лишь иллюзия и вот-вот все вернется на свои места Он хотел высунуться из окна машины и сказать ей, что она заблуждается, что мир реален. Но ведь она и так узнает обо всем, правда? И для печали времени у нее предостаточно. Она продолжала аплодировать, когда машина с Марти оставила место аварии далеко позади.

«Приют, — думал Уайтхед, — предательское слово». С одной стороны, оно означает убежище, безопасное место, где можно спрятаться. Но другое его значение искажает первое: «приютом» называют сумасшедший дом, дыру, где хоронят сломанные умы. Однако, напомнил себе Уайтхед, это лингвистический фокус, не более. Отчего же он так часто вспоминал об этой двусмысленности?

Он сидел в чересчур удобном кресле перед окном, где теперь проводил каждый вечер. Он наблюдал, как ночь прокрадывается на лужайки, и размышлял, не слишком напрягая мозг, как одна вещь становится другой и как трудно полагаться на что-либо. Жизнь — сделка наугад. Уайтхед много лет назад выучил этот урок, преподанный мастером, и никогда не забывал. Награждают ли тебя за хороший труд или сдирают с живого кожу — вопрос везения. Не поможет ни система, ни божественное озарение; они бессмысленны. Судьба благоволит к тому, кто способен все поставить на один бросок костей.

Он делал так. Не единожды, а много раз в начале карьеры, когда он закладывал основы своей империи. И благодаря его шестому чувству — способности предвидеть результат броска костей — риск всегда достойно вознаграждался. Другие корпорации использовали собственные средства компьютеры, просчитывающие вероятность с точностью до десятого знака, или советников, державших руку на пульсе бирж Лондона, Токио и Нью-Йорка; но все они терялись перед инстинктом Уайтхеда. Когда нужно было уловить момент и почувствовать связь времени и возможности, делающую хорошее решение великим, а банальность — гениальным ходом, не было никого выше старика Уайтхеда. Все умные мальчики в кабинетах корпорации это знали. Перед значительным финансовым вложением или подписанием контракта по-прежнему требовался пророческий совет Джо.

Он знал, что его абсолютный авторитет в некоторых кругах вызывал возмущение. Без сомнения, кое-кто полагал., что ему следует отойти от полного контроля за делами корпорации и оставить дело этим университетским мальчикам с компьютерами. Однако Уайтхед превосходил любых специалистов своей уникальной способностью предполагать и умением рисковать. Кроме этого, у старика имелся неоспоримый аргумент, его методы работали. Он не имел образования; его прошлая жизнь, к огорчению журналистов, была покрыта мраком неизвестности; однако он создал «Уайтхед корпорейшн» из ничего. Судьба фирмы оставалась его страстной заботой.

Однако нет места для страсти, когда он сидит в своем кресле (здесь можно умереть, иногда думал Уайтхед) перед окном Сегодня только одно беспокоило его — старость.

Как он ненавидел возраст! Это невыносимо — так ослабеть. Он не был немощным, но сотни мелких хворей устроили заговор против него. Язвы на губах или зуд между ягодицами причиняли боль, и редкий день обходился без раздражения на то, что чувство самосохранения заставляет его все больше беспокоиться о теле. Старость плоха тем, понял он, что отвлекает внимание. Невозможно позволить себе роскошь спокойно размышлять. Как только Уайтхед подумал об этом, его что-то кольнуло. Так напоминали о себе его хвори. Постой-ка, погоди, не думай, что ты в безопасности, мы хотим тебе кое-что сообщить: худшее впереди.