Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

— Молюсь, чтоб это было так, — ответил Ройбен. — Она казалась удовлетворенной. Она казалась целостной.

Феликс вдруг остановился, по-видимому, задумавшись; его глаза медленно скользили по лицу собеседника. Потом он слабо улыбнулся.

— Пойдем-ка назад, — сказал он, — что-то я начинаю мерзнуть. У нее будет время, чтобы поговорить с тобой. Много времени. Помни, что Лесные джентри не уйдут отсюда до Рождества и, вероятно, даже до Нового года. Им очень важно быть здесь в то время, когда мы устраиваем свой круг. Лесные джентри будут петь с нами и играть на скрипках, дудках и барабанах.

Ройбен попытался представить себе эту картину.

— Должно быть нечто неописуемое.

— Время от времени что-то меняется — в зависимости от того, что они сочтут нужным привнести в церемонию. Но они всегда любезны, всегда добры, всегда преисполнены искреннего стремления к обновленью. Они — самая суть любви к этой земле, ее сезонным переменам, процессам, в ней происходящим, и к ее возрождению как таковому. Могу заранее сказать, что человеческие жертвы в Солнцеворот их совершенно не привлекают. Напротив, это самый верный способ оттолкнуть их от себя. И, конечно, ты, Ройбен, очень им понравился.

— По словам Элтрама, — уточнил Ройбен. — Но я подозреваю, что его сердце похитила Лаура — когда ребенком прогуливалась по этим лесам.

— Ну, они как-никак называют тебя Хранителем леса, — сказал Феликс. — А ее — Госпожой леса. К тому же Элтрам знает, как ты страдаешь из-за судьбы Марчент. Сомневаюсь, чтобы он намеревался оставить тебя без каких-либо известий от нее. Уверен, что даже если дух Марчент покинет этот мир, Элтрам обязательно сообщит тебе что-нибудь еще до Нового года.

— И все же, Феликс, на что вы надеетесь для Марчент?

— На то же самое, на что надеешься и ты. Что она вскоре обретет покой и что она простит меня за ошибки, недостаток мудрости и просто глупые поступки. Ты, впрочем, не должен забывать и о том, что Лесные джентри довольно-таки рассеянны.

— То есть как?

— Все духи, призраки, все сущности, не имеющие физического тела, все они легко отвлекаются на всякую всячину, — пояснил Феликс. — Они не укоренены в материальном мире и потому не привязаны ко времени. И потому, случается, не понимают по-настоящему того, что причиняет нам боль. Это вовсе не необязательность и тем более не измена. Это всего лишь эфирная сущность духов. По-настоящему сосредоточиться на чем-то они способны, только пребывая в материальных телах.

— Припоминаю, что Элтрам говорил об этом.

— Да, и это важно. По теории Маргона, они, эти самые духи, не способны в действительности к моральному росту, если не находятся в материальной форме. Впрочем, мы зашли слишком далеко в лес, так что не будем вслух поминать Маргона. — Он рассмеялся. — Не стоит никого раздражать без необходимости.

Снова зарядил дождь. Ройбен видел, как капли плясали в свете лампочек, как будто были слишком легки для того, чтобы упасть на землю.

Феликс остановился. Ройбен замер рядом с ним.

Постепенно он стал замечать, что вокруг материализуются Лесные джентри. Как и раньше, они сидели на деревьях. Он видел, как неторопливо проступали их лица, видел их бесформенные одежды, согнутые колени, мягкие мокасины, видел устремленные на них с Феликсом бесстрастные глаза, видел личики детей, похожие на цветочные лепестки.

Феликс на незнакомом Ройбену древнем языке сказал им что-то, походившее по тону на цветистое приветствие. Но не остановился. Ройбен шагал рядом с ним.

Затем послышались хлопки, в кронах деревьев громко зашуршало, и внезапно вниз потоком посыпались мелкие зеленые листочки, которые, крутясь, словно в вихре, очень медленно опускались на землю. Лесные джентри вновь исчезали. А они в тишине продолжали свой путь.

— Они ведь все еще вокруг нас, да? — спросил через некоторое время Ройбен.

Феликс только улыбнулся.

Оставшись в одиночестве в своей комнате, переодевшись в пижаму и халат, Ройбен попытался записать впечатления нынешнего дня.

Ему хотелось сохранить живые картины, все еще стоявшие у него перед глазами, зафиксировать возникшие вопросы, особо отметить какие-то примечательные моменты.

Но очень скоро он поймал себя на том, что просто перечисляет в свободном порядке все, что происходило в течение дня, и записывает имена людей, которых видел и с которыми знакомился.

И список этот становился все обширнее и обширнее.

Ройбен был попросту слишком взбудоражен и переполнен впечатлениями для того, чтобы по-настоящему осознать, почему же все было так хорошо и весело и так не похоже на те приемы и вечеринки, которые ему доводилось прежде посещать или устраивать. Но он упорно записывал подробности, от простых до самых сложных. Для записей о Лесных джентри он придумал нечто вроде шифра: «наши соседи из лесных мест» и их «худосочные» дети. Едва он решил, что не может вспомнить больше ничего, как сразу же всплыли и хоралы в исполнении хоров и оркестра, и разнообразные блюда, от которых ломился стол, и, конечно, облик тех незабываемых красоток, которые ходили по этим комнатам, словно богини.