Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

— По-моему, прекрасная идея, — отозвался Феликс. — Вы и Тибо увезете отсюда ребятишек. Пусть поохотятся вдосталь. А вы, Элтрам, знаете, что, если вам понадобится от меня какая-то помощь, — я всегда к вашим услугам.

— Вы знаете, что мне нравится, — улыбнулся Элтрам. — Позвольте нам поужинать с вами, Феликс. Пригласите нас в свой дом. Усадите за стол.

— Поужинать… — фыркнул Маргон.

Феликс кивнул.

— Наши двери открыты для вас, мой друг.

— Мне тоже кажется, что увезти мальчиков отсюда — очень хорошая мысль, — сказал Элтрам. — Пусть Ройбен уедет. Тогда у нас будет гораздо больше возможностей найти взаимопонимание с Марчент.

Он медленно поднялся, отодвинув кресло ногами и не опираясь руками ни на стол, ни на подлокотники. Ройбен обратил на это внимание и в очередной раз изумился росту Элтрама. Шесть футов шесть дюймов, прикинул он. В нем самом было шесть футов три дюйма, Стюарт был выше его ростом, а Сергей — еще немного выше.

— Благодарю за то, что вы пригласили нас, — сказал Элтрам. — Вы не представляете себе, насколько высоко мы ценим вашу благосклонность, ваше гостеприимство и само ваше приглашение в дом.

— Интересно, сколько Лесных джентри сейчас находится в этой комнате? — вновь вступил в разговор Маргон. — Сколько вас шляется по дому? — Он совершенно откровенно грубил. — Интересно, намного ли лучше вы видите, когда лепите для себя материальное тело, когда напитываете элементарные частицы своими слабыми электрическими полями и сужаете поле зрения до тех пределов, которые допускают эти изумительные зеленые глаза?

Элтрам опешил. Он отступил от кресла, продолжая смотреть на Маргона и мигая при этом, как будто Маргон излучал ослепительный свет. Потом свел руки за спиной.

Ройбену показалось, что Элтрам что-то прошептал — совершенно беззвучно.

Послышались негромкие частые хлопки, по комнате пронесся ветерок, заставивший заметаться огоньки свечей и пламя в камине, а потом вокруг снова сомкнулась полутьма, в которой постепенно проступало множество человеческих фигур. Ройбен, отчаянно моргая, смотрел по сторонам и пытался разглядеть их яснее, но они проявлялись сами собой — множество женщин с невероятно длинными волосами, и детей, и мужчин в таких же замшевых нарядах, как и у Элтрама, большие, маленькие, среднего роста, самые разные; они уже заполнили всю комнату и находились и перед Ройбеном, и за спиной Ройбена, и по сторонам, и в углах.

У Ройбена закружилась голова, он ошалел от суеты, жестов, неразборчивого шепота множества голосов, сливавшихся в ровный гул, похожий на жужжание насекомых вокруг цветочной клумбы в разгар лета, он пытался уловить ту или иную из мелькавших перед ним бесчисленных деталей — длинных огненно-рыжих волос, белокурых волос, седых волос, взглядов, чуть ли не физически сталкивающихся над столом, испуганно трепещущие огоньки свечей и даже руки, прикасающиеся к нему, похлопывающие его по плечам, треплющие его щеки, гладящие его по голове. Ему казалось, что он вот-вот лишится чувств. Все, что он видел, казалось вполне материальным, живым, и все же с каждым мгновением пульсация окружающего ускорялась, как будто стремилась к некоему апофеозу. Стюарт, сидевший напротив него, сдвинув брови и приоткрыв рот в беззвучном стоне, одурело крутил головой.

Маргон вскочил на ноги и озирал происходившее яростным взглядом. Похоже, он никак не ожидал встречи с таким количеством Лесных джентри. Они загородили от Ройбена Лизу, но он видел Феликса, который улыбался — персонально! — многим из Лесных джентри, одобрительно кивал, а толпа становилась все плотнее и плотнее, постепенно выталкивая передних все ближе к сидевшим за столом хозяевам дома, так что уже можно было явственно рассмотреть в свете свечей их лица, лица самых разных типов и цвета кожи — североевропейские, азиатские, африканские, средиземноморские; Ройбен не мог бы точно определить их расовую принадлежность и угадывал лишь интуитивно — все походили манерами и одеждой на жителей глухой сельской провинции, но казались одинаково доброжелательными. Ни на одном лице он не заметил ни недоброжелательности, ни даже любопытства или какой-то навязчивости; они были в большинстве своем скорее вялыми и маловыразительными. Из толпы доносились негромкие смешки, выделявшиеся на звуковом фоне, будто нарисованные тонким пером, и тут же он снова осязал прикосновения стоявших вокруг, а напротив две фигуры склонились и расцеловали Стюарта в обе щеки.