Джозеф Финк - Добро пожаловать в Найт-Вэйл

– По-моему, он не поедет, мам.

Диана и Джеки продолжали идти. Больше сказать было нечего. Правда или восторжествует, или нет.

Джош остался стоять на месте, глядя на пустую улицу перед баром. Ему хотелось плакать, но его нынешний физический облик не позволял ему это сделать. На какое-то мгновение он подумал, что все изменится, но все осталось по-прежнему. Он долго смотрел на свои копыта, пытаясь найти в себе достаточно смелости, чтобы признать неудачу и уйти. Потом он услышал звук открывающейся двери и поднял голову.

Пьяный Трой вернулся и кивнул сыну. А потом остальные Трои один за другим вышли из бара и расхлябанной, спотыкающейся армией двинулись вслед за женщинами.

Диана, Джеки и Джош стояли у темно-вишневого «форда» Дианы с недавно помятым крылом.

– Простой вопрос, – сказала Джеки. – Как мы вернемся в Найт-Вэйл?

– Х-м-м, – ответила Диана.

Все трое на мгновение замерли, пристально глядя на две машины и кучку фламинго, ожидая, когда их осенит. Раздавшийся позади голос прервал их раздумья.

– Эй! – Голос принадлежал человеку в светло-коричневом пиджаке. – Трой сказал мне, что уезжает навсегда.

– Мне наплевать, – ответила Джеки. – Как нам вернуться?

– Вот об этом я и собирался поговорить, – пробормотал он. – Это может оказаться невозможным. Я сожале…

Джеки врезала ему как следует. Мужчина в светло-коричневом пиджаке с чемоданом из оленьей кожи в руках с размаху уселся в грязь, но ничего не сказал. Мухи тоже ничего не предприняли.

– Ты у меня узнаешь, и тогда ты и вправду пожалеешь, – прошипела Джеки.

– Я не виноват, – ответил он. – Я просто еду туда, где, по-моему, должен располагаться Найт-Вэйл, и иногда я туда попадаю. А иногда нет. Жаль, что не могу вам всего рассказать…

– Джеки, – сказала Диана, – У Найт-Вэйла есть свойство возвращать домой всех своих. По-моему, мы можем поехать в любом направлении и все равно приедем домой. Мы живем в странном месте.

– Да уж, это точно.

– В суперстранном, – добавил Джош.

– В самом лучшем из странных, – заключила Джеки и помахала рукой мэру, все еще сидевшему в грязи. – Будь здоров.

Они расселись по машинам: Диана и Джош – в «форд», Джеки – в «мерседес». Они поедут в том направлении, откуда прибыли. Они останутся вместе, не теряя друг друга из виду. На всякий случай в каждую машину положили пластикового фламинго и сотовый телефон.

Джеки опустила стекло «мерседеса» и посмотрела на мужчину в светло-коричневом пиджаке.

– Слушай, а в чем все-таки фишка с мухами? Зачем мэру полный чемодан мух?

– Мэр небольшого городка не очень-то много зарабатывает. Так что приходится вкалывать на основной работе, чтобы сводить концы с концами.

– Коммивояжером по мухам, да?

– Коммивояжером по мухам.

– Ничего себе.

Продолжая смотреть ему в глаза, Джеки, не трогаясь с места, разогревала двигатель до тех пор, пока капот не окутало облако белого дыма. Раздался резкий визг, и дым рассеялся, словно медленно поднявшийся занавес, открыв звенящую пустоту.

СЕСИЛ: …Сегодня Городской совет объявил, что в дополнение к истории «чепухой» также являются следующие понятия: память, хронометры, грецкие орехи, все ястребы (очевидно!), наиболее сложные области математики (тригонометрия и выше) и кошки. Городской совет пояснил, что объявление не адресовано кому-то конкретно, и если кто-то конкретный услышит данное объявление, он может отнестись к нему так, как ему захочется. Однако Городской совет добавил, что единственной законной реакцией на объявление является забвение. Немедленное забвение, повторил Городской совет, синхронно раскачиваясь из стороны в сторону и быстро перебирая пальцами.

Прежде чем распустить пресс-конференцию, Городской совет, выглядевший несколько эмоционально уязвленным, заявил, что это нервный тик (происходящее с их пальцами) и что ему бы хотелось, чтобы граждане воздержались от насмешек по этому поводу и не называли это «танцульками».

Уважаемые слушатели, у нас плохие новости! Наша новая практикантка Шейла свалилась в глубокую яму, которую Карлос использовал для захоронения опасных пластиковых фламинго. Вместо того чтобы коснуться одного из них и заново прожить свою жизнь, она коснулась сотен птиц, пока катилась по краю ямы, и умерла не от продолжительности падения, а от последовавшего в его конце перепада скоростей. Она снова ожила в качестве младенца, находящегося одновременно в сотнях миров, во всех младенческих образах самой себя, осознавая зияющее безмолвие, являющееся ее единственно истинным мертвым «я».