В его словах не было ничего пугающего. Он просто нудно описывал во всех подробностях собственные эксперименты в области фотографии. Однако когда он сделал очередную паузу, я не хотел, чтобы он продолжил свой рассказ. Я испытывал отчаянный ужас перед тем, что он еще не успел рассказать.
Внезапно он выпрямился и расправил плечи, так что от сутулости не осталось и следа, откинул голову назад и рассмеялся. Смех его звучал раскатисто и приглушенно, словно из пустой металлической трубы.
— Я не собираюсь описывать вам то, что увидел! Почему я должен это делать? Ваши собственные глаза станут мне свидетелями. Но я должен объяснить вам кое-что, чтобы вы лучше поняли то, что увидите… чуть позже. Когда наше жалкое, обманчиво чувствительное зрение различает предмет, мы называем этот предмет видимым. Когда мы прикасаемся к нему, мы называем его осязаемым. Но что, если я скажу вам, что существуют вещи, физически неосязаемые для наших рецепторов, хотя подсознательно мы чувствуем их присутствие, и невидимые для наших глаз лишь по той причине, что наши органы не могут воспринимать свет, отраженный от их тел? Свет, проходящий сквозь экран, который мы с вами сейчас увидим, имеет совершенно неизвестную до сегодняшнего дня в научном мире длину волны, и с его помощью вы сможете во плоти увидеть то, что было невидимым с момента сотворения мира. Не бойтесь!
Он замолчал и снова рассмеялся, и у веселья его были желтые зубы — угрожающий оскал.
— Не бойтесь! — повторил он и протянул руку к стене. Раздался щелчок выключателя, и комната погрузилась в глубокую, непроницаемую тьму. Я хотел вскочить и бежать к двери, через которую попал сюда, хотел вырваться наружу, но меня накрепко сковал беспричинный ужас.
Я слышал, как старик сделал несколько шагов в темноте, и через секунду комната осветилась слабым зеленым светом. Источник света находился над большой раковиной, где хозяин, полагаю, хранил свои «цветные пластинки».
Мои глаза постепенно привыкали к темноте, и с каждой секундой я различал предметы все яснее. Зеленый свет имеет свои особенности. Даже будучи тусклее красного, он освещает ярче. Старик стоял позади лампы, и его лицо в этом призрачном сиянии казалось лицом мертвеца. Но больше ничего ужасающего я не видел.
— Это, — продолжил он, — обычное освещение для проявки, о котором я вам рассказывал. А теперь — смотрите, и вы увидите то, чего до сей поры не видел ни один смертный, за исключением меня.
Он пару секунд возился с зеленой лампой над раковиной. Она была сконструирована таким образом, что лучи света падали строго вертикально. Старик открыл створку на боку лампы, и на мгновение комната осветилась приятным белым светом. Затем он поместил что-то внутрь, осторожно пододвинул пальцем и закрыл створку.
Вещь, которую он поместил внутрь — должно быть, та самая южноамериканская «мембрана» — вопреки моим ожиданиям, не приглушила свет, а, напротив, сделала его более ярким. Оттенок стал зеленовато-серым, и в этом мертвенно-бледном, ужасающем свете была ясно видна вся комната, которая была наполнена… кишела… чем же?
Мои глаза невольно сфокусировались на существе, которое ползало у ног старика. Оно извивалось и корчилось на полу, словно огромная, омерзительная морская звезда, руки и ноги которой дергались в конвульсиях. Существо было гладким, будто бы резиновым и бледно-зеленым; вытянувшись на дрожащих щупальцах, оно подняло сгусток своего тела вверх, потянулось к старику и поползло — да, оно ползло вверх по его ногам, по его телу! А он стоял, выпрямившись, со сложенными на груди руками и следил за карабкающимся существом строгим взглядом.
Но комната — вся комната — была наполнена другими похожими существами. Везде, куда бы я ни посмотрел, были они: многоногие, с длинными телами, мерзкие волосатые пауки, прячущиеся в тени, и полупрозрачные продолговатые ужасы, которые ползали по комнате… и летали по воздуху. Они исчезали и снова появлялись то здесь, то там, и я мог смотреть сквозь их прозрачные зеленоватые тела.
Но, что гораздо хуже, — у некоторых из них были человеческие лица. Будто чудовищные маски с огромными разинутыми ртами и щелями на месте глаз… я даже не могу их описать. В их внешности было что-то такое, отчего мне невыносимо даже вспоминать об этом.
Старик снова заговорил, и каждое его слово, будто удар гонга, эхом отдавалось в моей голове:
— Ничего не бойтесь! Всю свою жизнь, днем и ночью, каждый час вы находитесь среди них. Их не видел никто, кроме нас с вами, ведь бог милосерден, он избавил человеческий род от необходимости их созерцания. Но я не милосерден! Я ненавижу человеческий род, который и породил этих существ! Человеческий род, который мог бы быть окружен невидимыми, неосязаемыми, но прекрасными сущностями — но предпочел выбрать себе таких спутников! Весь мир увидит и узнает. Люди придут сюда, один за другим, придут, чтобы узнать правду — и умереть. Ибо кто сможет пережить этот бесконечный ужас? И я, вслед за остальными, обрету покой и оставлю землю в наследство этим ужасам, порожденным людьми. Вы знаете, что это такое? Откуда они взялись?
Читать дальше