Джозеф Д’Лейси - DARKER - Рассказы (2011-2015)

Мой седовласый и черноглазый проводник ждал меня возле большого стола. Тонким и слегка дрожащим не то от возраста, не то от волнения пальцем он указал на один из деревянных стульев.

— Садитесь, садитесь! Ничего не бойтесь, друг мой. Вы увидите нечто интересное. Но ничего не бойтесь!

Взгляд его черных глаз снова был прикован ко мне и был тяжелее, чем раньше. Его слова произвели на меня совершенно противоположный эффект. Я сел, потому что ноги меня не слушались, но ужас, который исчез лишь секунду назад в прихожей, сковал меня снова с двойной силой. Свет в прихожей был очень тусклый, розоватый, неопределенный. И по этой причине я не разглядел как следует лицо этого человека: лицо, похожее на маску живой злобы. В нем читались жестокость, ненависть с некоторой долей презрения и чувства собственного превосходства. Теперь я понял, откуда взялся мой страх: это было предостережение, к которому я не прислушался. Теперь я осознал, что попался в ту самую ловушку, от которой моя интуиция тщетно пыталась меня спасти.

В моей душе снова происходила борьба. Я до крови прикусил губу, и на какое-то время мне стало легче. Все это продолжалось дольше, чем я думал, и старик, судя по всему, не умолкал на протяжении всего этого времени, потому что, заставив себя сосредоточиться, я увидел, что он стоит возле раковины, примерно в трех метрах от меня, и говорит с такой интонацией, будто выступает на трибуне перед большой аудиторией.

— Таким образом, — говорил он, — мне пришлось обращаться с этими пластинками очень осторожно, чтобы максимально точно передать оттенок каждого организма в отдельности. Современные цветные пленки крайне чувствительны. Вы, несомненно, знакомы в общих чертах с изысканными диапозитивами, снятыми на цветную пленку через одиночную диафрагму?

Он замолчал, и я, пытаясь вести себя вежливо, заметил:

— Я видел несколько замечательных снимков пейзажей, выполненных таким образом, на лекции в Франклин Холл на прошлой неделе.

Он нахмурился и нетерпеливо махнул рукой в мою сторону.

— Я бы предпочел, чтобы меня не перебивали, — сказал он. — Мой вопрос носил исключительно риторический характер.

Я покорно съежился, и он продолжил говорить все тем же громким, чистым голосом. Он вполне мог бы быть великолепным оратором и выступать перед большими аудиториями — если бы только его голос не был таким чересчур звонким и жутковатым. Размышляя об этом, я снова упустил нить разговора. Вновь собравшись с мыслями, я услышал:

— Как я уже сказал, благодаря оригинальной печатной форме мы получаем конечное изображение. Далее. Многие из этих организмов крайне трудно запечатлеть, а цветная микросъемка — крайне сложный процесс. Следовательно, фотографы стараются не испортить ни единой пластинки. Эти пластинки так чувствительны к свету, что обычный красный фильтр для освещения лаборатории губителен для них, поэтому их необходимо проявлять либо в темноте, либо при особом свете, который можно получить путем вложения тонких слоев ткани определенных оттенков зеленого и желтого цвета между лампой и пластинкой. Но даже при таком свете пленка зачастую непоправимо мутнеет. Я счел эти процедуры слишком трудоемкими и провел ряд экспериментов в поисках такого стекла или ткани, которую необходимо добавить к зеленому свету, не нарушая при этом его эффективности. Все попытки оказались в равной мере тщетными, но недавно — всего лишь на прошлой неделе — я преуспел в поисках.

Теперь он говорил тише, а в его голосе звучал доверительный оттенок. Он слегка наклонился ко мне. По спине пробежали мурашки, хотя голова моя горела. Я попытался выдавить одобрительную улыбку.

— На прошлой неделе, — продолжал он, — я по выписанному мне рецепту приобрел в аптеке на углу одно лекарство. Его доставили прямо ко мне домой. Пузырек был завернут во что-то, что на первый взгляд показалось мне молочно-белой, слегка переливающейся бумагой. Позже я решил, что это что-то вроде пленки или мембраны. Я спросил о ней у владельца аптеки, и он сказал, что в эту «бумагу» был завернут пучок лечебных трав, который ему прислали из Южной Америки. Но это единственный экземпляр, и отследить, откуда он взялся, вряд ли представляется возможным. Он в спешке завернул мой пузырек в эту бумагу, поскольку она оказалась под рукой. Не помню, как мне в голову пришла идея использовать эту мембрану в своих экспериментах. В тени она выглядела как обычная белая, слегка переливающаяся бумага. Но стоило поднести ее к источнику света, как она становилась прозрачной и приобретала призматические свойства. Почему-то я подумал, что ее преломляющие свойства помогут воздействовать на актинические лучи — лучи, которые используются при приготовлении светочувствительной эмульсии. И вот тем вечером я поместил мембрану под слои желтой и зеленой ткани, подготовил необходимое оборудование и химикаты, пододвинул поближе держатель для пластинок, выключил свет и — включил зеленую лампу!