Джозеф Д’Лейси - DARKER - Рассказы (2011-2015)

— Мама, — сказала я.

Казалось, мама с папой пытаются сесть и никак не могут. И простыни вокруг них шуршали. Кто-то стонал, но на голос моих родителей было не похоже. Как будто кто-то пытался разговаривать с набитым ртом. И с кровати доносился еще один звук, он становился громче. Чавкающий. Словно много-много людей ели лапшу в токийском кафе и ужасно торопились.

Дверь закрылась, и обернувшись, я увидела Махо. Но поняла, что она там, еще раньше. Она посмотрела на меня из-за своих волос.

— Они просто играют, — сказала Махо.

А потом взяла меня за руку и отвела обратно к нашей кровати. Я забралась в постель, и она опять опутала меня волосами. И мы вместе стали слушать звуки в стенах, звуки вещей, которые кто-то возвращает на место.

Перевод Владислава Женевского

Кто-то считает детей цветами жизни, а кто-то — вместилищем дьявола. Маньяк-шизофреник Стенли Тьюлиг относился к последним. Когда его поймали, вместо смертной казни неожиданно предложили сделку. От него требовалось то, что он умеет лучше всего: убить детей. Но с такими детками маньяк еще не сталкивался…

Рассказ отобран по итогам конкурса «Коллекция фантазий», где одну из тем задавал журнал DARKER.

DARKER. № 12 декабрь 2014

Сначала был долгий спуск.

Грузовой лифт раскачивался в шахте, грозя оборвать тросы. Плохо обработанный, со шрамами от пил и резцов камень уходил вверх. Тьюлигу почудился запах клубники.

— Глубоко, — сказал он, облизнувшись.

Ришенбах заметил, что спускаются они в самую задницу. Бернье промолчал, поджимая пальцы в счете секунд.

— Это военная база, — откуда-то сзади донесся голос худощавого урода, получившего их в свое распоряжение. — Точнее, бывшая военная.

— Понятно.

Тьюлиг шевельнул плечом, и мордоворот справа от него напрягся, ловя каждое его движение.

Гирлянда опоясывающих шахту фонарей плеснула по глазам желтым светом. Под днищем скрежетнуло, лифт оскреб неровность и выправился.

— Так вы военные, — сказал Тьюлиг.

— Нет, — ответил тот же урод, — но, скажем, связаны с национальной безопасностью.

Тьюлигу он сразу не понравился. Бледный, с высоким лбом и длинными пальцами, он был похож на одного из тех чертовых копов, что его поймали. По-хорошему, всех их следовало бы подвесить за ноги и…

Спокойнее, посоветовал Ришенбах. Всему свое время. Бернье мрачно кивнул.

Сыпнула каменная крошка. Из темноты, подсвеченная, оскалилась стальная ферма. На ней висела какая-то тряпка. Лифт дернулся и пошел быстрее. Вместо камня потянулся серый, с белыми цифрами бетон. Лампы через равные промежутки вспыхивали маленькими солнцами.

Суки, подумал Тьюлиг.

Руки его были скованы за спиной пластиковым ремешком, еще один ремешок стискивал шею, тонкая цепочка шла от шеи к запястьям.

Надежно, чего уж там.

Наконец лифт со звоном впечатался в основание. Худощавый урод сдвинул предохранительную сетку, и мордовороты выгрузили стул с Тьюлигом на узкую площадку.

Их встретил целый взвод охраны, дюжина парней в черно-синей форме, в шлемах, бронежилетах, с короткорылыми пистолет-пулеметами.

— Все в порядке? — спросил один.

— Да, — сказал худощавый и, похожий в своем плаще на мелодраматического актерчика, прошел к платформе.

Тьюлига, Ришенбаха и Бернье понесли за ним.

Дохнуло холодом. Впереди, метрах в двадцати, обнаружился зев туннеля. Ртутный свет, две рельсовые ветки, обшарпанный грузовой вагончик.

— О, так это еще не все! — сказал Тьюлиг.

— Заткнись!

Мордоворот слева треснул его по уху. Ремешок врезался в шею, затрудняя дыхание. Тьюлиг ощерился.

— Меня бить нельзя.

Ришенбах, щурясь, посоветовал потерпеть. Молчаливый Бернье занес удар в памятную книжицу. О, там было много чего интересного!

— Сюда. — Худощавый сдвинул вагонную створку.

Тьюлиг королем на троне проплыл внутрь.

Кресло приставили к боковой стенке, накинули страховочную цепь. Один мордоворот шлепнулся на скамью рядом, другой протопал к пульту. Их начальник сел напротив Тьюлига, нащупал затылком подголовник.

— Меня бить нельзя, — повторил ему Тьюлиг. — Я согласился. Вы должны…

— Заткнитесь, Стенли, — произнес урод и закрыл глаза.

Вагончик мягко покатил в темноту.

Лампы в стенах туннеля периодически заливали его мертвенным сиянием.

Игра света и тени превращала лицо притворяющегося спящим урода в занимательную анимацию — с него будто сходила кожа: слой темный, слой светлый. К следующей лампе он возрождался, с косой складкой у крыла носа, с треснувшим под морщиной лбом, и все начиналось сначала.